правителя России, в случае победы немцев, уже на самых дальних подступах к 
этому заставлял трепетать евреев внутри СССР, жаться к Сталину, считать его 
«отцом народов» и тем самым, как говорится, «обеспечивалось монолитное единство 
советского народа», что не последнее в условиях смертельной военной опасности.
   Пыжится, надувает щеки и Эренбург, объясняя Власова.
   «Конечно, чужая душа потемки; все же я осмелюсь изложить мои догадки», — 
пишет он в своей книге «Люди, годы;
жизнь». И тут, как у Хрущева, — не знаю, но скажу. «Власов не Брут и не князь 
Курбский, — продолжает Эренбург, — мне кажется все было гораздо проще. Власов 
хотел выполнить порученное ему задание; он знал, что его снова поздравит Сталин,
 он получит еще один орден, возвысится, поразит всех своим искусством 
перебивать цитаты из Маркса суворовскими прибаутками. Вышло иначе: немцы были 
сильнее, армия попала в окружение. Власов, желая спастись, переоделся. Увидев 
немцев, он испугался: простого солдата могли прикончить на месте. Оказавшись в 
плену, он начал думать, что ему делать. Он хорошо знал политграмоту, восхищался 
Сталиным, но убеждений у него не было — честолюбие. Он понимал, что его карьера 
кончена. Если победит Советский Союз, его в лучшем случае разжалуют. Значит, 
остается одно: принять предложение немцев и сделать все, чтобы Германия 
победила. Тогда он будет главнокомандующим или министром обкорнанной России под 
покровительством победившего Гитлера. Разумеется, Власов никогда никому так не 
говорил...»
   Мнение Эренбурга нам должно быть интересно только потому, что это мнение 
ЭРЕНБУРГА... Человек, объясняя другого, конечно же, судит о нем исключительно 
по себе. По-другому просто не дано. Когда Эренбург рас-
   
- толковывает нам, почему так, а не иначе поступил Власов, он выкладывает нам 
не мотивы Власова относитель-
. но содеянного им — для Эренбурга они и в самом деле «потемки», Эренбург 
хорошо знает себя, он ставит себя на место Власова, и мы читаем чистосердечное 
признание Эренбурга: по каким мотивам он бы сделал то, что сделал Власов — 
предал бы Родину. И первый, самый главный мотив для Эренбурга, который 
оправдывает его сдачу в плен, этот: «Увидев немцев, он испугался...» Вот он, 
примитивный, низменный, животный страх. Все остальные — производное от него. 
Немцев Власов увидел 22 июня 1941 года, и с того дня он только и делал, что 
«видел» их перед собой, сзади себя, на всех флангах, и не просто «видел» — он 
их бил, как мог и как умел. От вида немцев пускали в штаны только «бойцы 
ташкентского фронта». Один вид живого немца уже парализует волю Эренбурга, и он 
не находит иного выхода, как только поднять лапы и сдаться им.
   Но вот Эренбург в спасительном плену, немцы почему-то не смогли его 
«прикончить на месте». Как ведет себя в этой ситуации Эренбург? «Оказавшись в 
плену, он начал думать, что ему делать». Что ж, разумно, положение — не 
позавидуешь, надо что-то предпринимать. И вот сидит Эренбург и «думает». Много 
вариантов прокручивает он в своей чубатой голове. И что же на выходе, на каком 
из множества вариантов останавливается? «Значит, остается одно: принять 
предложение немцев и сделать все, чтобы Германия победила». Когда я читаю у 
Эренбурга, что будто так думал, так решил русский Власов, я не верю. Но когда я 
читаю эти «догадки» Эренбурга насчет русского Власова, я верю, что именно так и 
поступил бы сам Эренбург. Да эренбурги, Троцкие, Ленины с 1914-го по 1917-й, 
когда Россия отбивалась от наседавших врагов в первой мировой войне, именно так 
и думали, и говорили, и дей-
   
ствовали в этом направлении — чтобы победила Германия, чтобы поражение 
потерпела Россия, русские. И ведь так и произошло — Россия потерпела поражение, 
а оглушительную победу одержали даже не немцы, а Троцкие и эренбурги. 
«Оборонцами» они становятся потом, когда надо обороняться от русских, оборонять 
захваченное у русских. У эренбургов — поражение России, русских — в крови. 
«Разумеется, Власов (Эренбург. — В.Ф.) никогда и никому так не говорил...»
   Небезызвестный генерал Григоренко тоже, как и Хрущев и Эренбург, мается 
проклятым «почему?». Будучи в Штатах, он в 1981 году написал и издал там книжку 
«В подполье можно встретить только крыс». Размышляет он в той книжке и о 
Власове, пишет о том, как тяжело было многим понять, что знаменитый генерал 
Власов, «не какой-то выскочка — кадровый офицер, коммунист, чисто русский 
человек, выходец из трудовой крестьянской семьи» с помощью немцев создал РОА. 
Григоренко задается вопросом: «Почему?!»... Не вязалась эта фигура у меня с 
образом изменника родины. Провокация, говорил я себе». Всезнающий о Власове И. 
Хоффманн в своей книжке «История власовской армии» глубокомысленно замечает по 
поводу «почему?!"» Григоренко: «Но ответа на этот вопрос ему и его товарищам 
пришлось ждать долго». Видимо, Хоффманн имеет в виду срок выхода в свет его 
«Истории власовской армии». Однако именно генерал Григоренко ближе других 
подошел к разгадке Власова, когда произнес слово «провокация». Правда, со 
знаком в точности наоборот, потому что он искренне считал историю с Власовым 
немецкой «провокацией».
   «Запомнился 1940 год. Буквально дня не было, чтобы «Красная звезда» не 
писала о 99-й дивизии, которой командовал Власов. У него была образцово 
поставлена стрелковая подготовка. К нему ездили за опытом мастера
   
стрелкового дела. Я разговаривал с этими людьми, и они рассказывали чудеса. 
Вторично я услышал о Власове в ноябре 1941 года... Снова о нем говорили как о 
выдающемся военачальнике», — продолжает в такой вот форме свое «почему?!» 
генерал Григоренко. Будто черная повязка на глазах у Григоренко. И Хрущев... и