доносилась тяжелая канонада, а по ночам на горизонте полыхало зарево. До 
столицы рейха отсюда было с полсотни километров. 

Днем и ночью над нами ревели моторы - тысячи самолетов шли на Берлин. Надсадно, 
тяжело на пути туда - летели бомбардировщики с грузом бомб, и победно, когда 
они, разгрузившись по городу, возвращались назад. Неслыханная демонстрация 
несравненной воздушной мощи державы! Мы, дожившие до эпилога великой войны, 
пребывали в приподнятом, праздничном настроении. Наконец с утра 2 мая стали 
множиться признаки конца. Быстро иссяк поток самолетов, после полудня весеннее 
небо очистилось, а часам к трем затихли и отдаленные громовые раскаты. Берлин 
капитулировал! 

Утром 3 мая приказ - подать "мерседес", едем в Берлин. 

Болячки мои поджили, и я сел за руль. За нами машина сопровождения с охраной. 
Следом ехали генералы К. Ф. Телегин и Ф. Е. Боков, оба политработники. С 
торжественными и торжествующими физиономиями. Сущие "жрецы", как как-то назвал 
в сердцах эту породу людей генерал Горбатов в разговоре с Жуковым в машине. Для 
пояснений они привели с собой сына Вильгельма Пика Артура. Политическое 
просвещение маршала, внутренне усмехнулся я, обеспечено, ему суждено смотреть 
их глазами и из их рук. Не ошибся. Тогда я был не бог весть каким знатоком в 
области общественных знаний, но даже Сашу Бучина, радовавшегося солнцу и победе,
 покоробил грубый "классовый" анализ, дарованный сыном почитавшегося у нас 
вождем немецкого народа Вильгельма Пика. Оба - папа (я смутно помнил его по 
работе с коминтерновцами в 1941 году) и сынок прибыли в Берлин в обозе Красной 
Армии. 

В тот день Жуков в кольце "жрецов", объяснявших ему виденное, побывал в 
разбитой имперской канцелярии. Проклятое место крепко не понравилось Георгию 
Константиновичу. Он громко сказал, выходя из дверей: "Здание плохое, темное, а 
планы, замышлявшиеся здесь, и того хуже". Наверное, он имел в виду оба здания - 
старое и новое. 

Затем - в район Тиргартена, к зданию рейхстага. Георгия Константиновича 
окружили наши. Наверное, с полчаса маршал беседовал с бойцами и командирами, и 
невыразимо приятно раздавалась в центре Берлина мягкая русская речь. Жуков 
зашел в разбитое здание рейхстага и, как каждый победитель, побывавший там в 
эти дни, расписался на стене. Увы, не время стерло десятки тысяч подписей наших 
воинов - от красноармейца до маршала - на стенах цитадели прусского милитаризма.
 

От рейхстага - к колонне победы по соседству. Мы поднялись на ее первую 
площадку. Колонну немцы соорудили в 1871 году в ознаменование победы над 
Францией. Вокруг нее ярусами закрепили захваченные французские пушки. Сообщение 
Артура Пика о том, что с этой площадки Гитлер в 1940 году принимал парад 
немецких войск, возвратившихся из Франции, очень развеселило всех нас. Мы 
только что видели длинные колонны шаркавших ногами сдавшихся фрицев. А всего 
пять лет назад эти отбивали дробь гусиным шагом, по площади. Научили их ходить 
по-другому. Научили под водительством Г. К. Жукова. 

На обратном пути в штаб Телегин и Боков, перебивая друг друга, выкладывали свои 
познания о Германии. Георгий Константинович не перебивал их, молчал, 
внимательно разглядывая дорогу. Встречавшиеся немцы пугливо сторонились, многие 
кланялись. Из окон по всем улицам Берлина висели белые простыни - флаги 
капитуляции. 

В предвидении официального конца войны в Берлин из Москвы потянулись различные 
чины. Досыта тогда насмотрелись на сталинских посланцев. Георгий Константинович 
проявил неожиданные дипломатические качества, различая, наверное, гостей по 
степени опасности. Он приказал адъютанту и мне "достойно" (как именно, не 
объяснил) встретить зам. министра иностранных дел А. Я. Вышинского, 
пресловутого прокурора кровавых процессов тридцатых. Он прилетел рано утром 8 
мая, нагруженный надлежащей документацией о капитуляции Германии. На аэродроме 
Дальтов уже издалека, по надменной спине вылезавшего из самолета задом мы 
опознали высокого гостя. Лицо оказалось не лучше - безразличное, высокомерное. 
На плечах - перхоть. 

Не поздоровавшись, Андрей Януарьевич влез в машину. Подобающим образом держался 
и его спутник - старик Степан Казимирович Гиль, в свое время шофер В. И. Ленина.
 Когда Вышинский ушел к себе в отведенный ему дом, Степан, симпатичнейший и 
добрый человек, которого я знал в Москве по ГОНу, немедленно стал самим собой. 
Он по-доброму поговорил со мной и откровенно открыл цель своего приезда с 
дипломатом - помочь подобрать среди трофейных автомашин "самую лучшую". На 
меньшее Андрей Ягуарович (Гиль подмигнул) не согласен. 

Прошло несколько суматошных дней, и в пригороде немецкой столицы Карлсхорсте 
состоялась церемония подписания Акта о капитуляции Германии. Жуков, естественно,
 не тратил времени на поездку в Темпельгоф, где приземлялись самолеты 
представителей трех союзных держав, и встречу их, а отправился прямо в 
Карлсхорст. Георгий Константинович подчеркнуто поехал туда со мной не в