Черняховский предельно кратко попытался объяснить суть дела, но от волнения и 
обиды 
спешил, выступление [33] в его же собственных глазах выглядело неубедительным. 
Затем 
выступил Кашуба. Он говорил, что все это недоразумение, Черняховский предан 
Советской власти, и слушатели, хорошо знавшие его, готовы поручиться за своего 
товарища. Давидовский прервал Кашубу, заявив, что они перестали отличать врагов 
от 
подлинных друзей, поддаются личным впечатлениям, и предложил исключить 
Черняховского из партии. На лбу Ивана Даниловича выступил холодный пот. 
Последние 
слова Давидовского подкосили его. 
- Товарищи коммунисты, есть ли у кого другие предложения? 
- Есть, - поднялся со своего места начальник курса Петр Васильевич Котов. - Я 
предлагаю направить на родину Черняховского представителя академии и только 
после 
выяснения факта на месте решать судьбу коммуниста! 
Выступление Котова было для Давидовского неожиданным. 
- Товарищ Котов, вы не верите нашим партийным" органам? 
- Я лично доверяю товарищу Черняховскому, - продолжал Котов в напряженной 
тишине. - Потому что он предан нашему делу как настоящий коммунист. И живет 
идеями социализма. Без этих идей у него не было бы таких успехов и такого 
упорства. 
Выступление начальника курса многих заставило задуматься. 
- Какие будут еще предложения? - спросил председательствующий. 
Ответом была тишина. 
- Если нет других предложений, переходим к голосованию. 
Черняховский не представлял своей жизни вне партии. Потянулись томительные 
минуты 
подсчета голосов. Председатель подвел итог: 
- Большинством принимается предложение коммуниста Котова. 
После собрания Петр Васильевич вызвал к себе Черняховского: 
- Мы не знаем, какое направление дадут делу на месте. Нам нужно все 
обстоятельно 
обдумать и принять меры. Расскажите о себе подробнее, 
Около двух часов Черняховский рассказывал начальнику курса о себе, о своей 
семье, о 
горьком детстве. Выслушав его, Котов спросил: 
- Нет ли здесь, в Москве, какого-нибудь авторитетного земляка, который все это 
подтвердит? 
- Есть у меня близкий человек, коммунист, учится в сельскохозяйственной 
академии, 
односельчанин Евсей Пономарчук. 
- Вот и отлично! Послушайте, а не сходить ли вам пока на прием в Бюро жалоб к 
Марии 
Ильиничне Ульяновой? 
- Что вы! Как-то неудобно идти по личным вопросам. 
- Сохранить достойного командира для Красной Армии - с каких это пор стало 
личным 
делом? Впрочем, на Давидовского не обижайтесь. Процессы над троцкистами, 
зиновьевцами, бухаринцами и классовая борьба оставили след в каждом из нас. 
Подозрительность в нем взяла верх над бдительностью. Мария Ильинична - человек 
другого склада, можете не сомневаться, она безошибочно разберется в вашей 
судьбе. 
На следующий день утром Иван Данилович отправился к Пономарчуку и рассказал о 
письме из Томашполя. 
- Это же поклеп! - возмутился Пономарчук. 
- Но, как ни странно, Пескуд написал пером, и, выходит, это не вырубишь топором.
 
- Ничего, вырубим! 
В тот же день земляки пошли на прием к Марии Ильиничне Ульяновой - она была 
заведующей Объединенным Бюро жалоб Наркомата РКИ СССР и Наркомата РКИ РСФСР. 
Сколько было волнений, пока шли на Ильинку, 21, в комнату двести двенадцать... 
В 
приемной их встретил невысокий плечистый молодой человек - референт Марии 
Ильиничны. Спросил, по какому вопросу они пришли. 
Мучительно было ожидание, Черняховский волновался: времени оставалось мало, 
ведь он 
отпросился с лекции. И если вовремя не вернется, ему и это припомнят. Все 
громче 
тикали часы в приемной. Прошло полчаса, прозвучал звонок, и референт пригласил: 

- Проходите, товарищи командиры. 
В просторном кабинете, в дальнем левом углу, за столом сидела седая, скромно 
одетая 
женщина и что-то писала. Подняв голову, с еле заметной улыбкой, легко встала, 
поздоровалась с пришедшими и, указав на кресла, [35] пригласила их сесть. 
Держалась 
Мария Ильинична удивительно просто и этим располагала к откровенности. Выслушав