Сегодня, 17 февраля, в 21 час столица нашей Родины Москва от имени 
Родины салютует доблестным войскам 3-го Белорусского фронта, 
овладевшим названными городами, двадцатью артиллерийскими залпами из 
двухсот двадцати четырех орудий. 
За отличные боевые действия объявляю благодарность руководимым Вами 
войскам, участвовавшим в боях за овладение городами Вормдитт и Мельзак. 
Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей 
Родины!"
Весь этот день Черняховский провел в войсках. Продрог, устал, но и не помышлял 
об 
отдыхе. Любимой его поговоркой было: "Лучше один раз увидеть, чем сто раз 
услышать". 
Наступил ответственный момент: вверенные ему войска полностью окружили город и 
крепость Кенигсберг. Среди солдат ходила молва, что в день Красной Армии и 
Военно-
Морского Флота генерал [294] армии Черняховский проведет там парад своих войск. 
Но 
погода резко ухудшилась, выпал мокрый снег, дороги развезло. Наши войска в этих 

тяжелых условиях вели упорные бои. 
Уже глубокой ночью Черняховский прибыл на командный пункт генерала Крылова. Его 

здесь ждали. Адъютант командарма хлопотал, подавая ужин. 
После ужина обсуждали, как действовать подразделениям при наступлении в сильно 
укрепленных районах. 
- Отыскали ключ к дотам противника? - спросил Черняховский. 
- В лоб перестали действовать, не голыми руками берем. Создали в батальонах 
штурмовые группы: взвод автоматчиков, отделение саперов, противотанковые орудия,
 
пара самоходок или танков, станковый пулемет. Придаем даже тяжелые орудия, бьем 
по 
дотам прямой наводкой. Под прикрытием артогня автоматчики и саперы со 
взрывчаткой 
ползут к доту, забрасывают амбразуры, подрывают... 
- Противник контратакует штурмовые группы? 
- Довольно часто. Но местность перед дотами обычно открытая, встречаем 
гитлеровцев 
огнем. 
- Николай Иванович, когда возможно, лучше, чтобы штурмовые группы не 
задерживались на дотах, а просачивались между ними, заходили с тыла, окружали. 
- Так и поступаем, когда возможно... 
Казалось, победа уже совсем близка. Но чем меньше оставалось у фашистов надежд, 
тем 
яростнее они сопротивлялись. Каждый день требовал от наших войск все более 
высоких 
темпов наступления. 
Утром 18 февраля Черняховский снова выехал в боевые порядки соединений 3-й 
армии 
генерала Горбатова. 
Комаров позвонил командиру корпуса, в который они собирались ехать, чтобы тот 
выслал 
навстречу офицера связи. 
На восточной окраине города Мельзак их встретил молодой майор. По району 
командного 
пункта корпуса противник вел методический артогонь. Машина Черняховского 
следовала 
за машиной майора из штаба корпуса. Кажется, тот не очень уверенно 
ориентировался в 
обстановке. [295] 
Не успели проехать и двух километров, как позади машины Черняховского 
разорвался 
снаряд. Один из осколков, пробив заднюю стенку машины и сиденья, в спину ранил 
командующего, повредил правую руку водителя и застрял в приборном щитке. 
Старшина 
Виноградов, превозмогая боль, остановил вездеход. 
Пороховой дым рассеялся, гитлеровцы больше не стреляли, наступило затишье. 
- Алеша, я ранен! - услышал порученец сквозь звон в ушах. - В левую лопатку. 
- Товарищ командующий, сейчас... 
Через минуту он уже бинтовал рану Черняховского. 
Скрипя зубами, полузакрыв глаза, генерал смотрел в хмурое зимнее небо. Как 
знать, о чем 
он думал в эти секунды? Скорее всего о том, что вот теперь, когда он так нужен, 
фронт 
останется без командующего... 
- Душа Алеша, я умираю... 
Рана была большая. Комаров наложил несколько бинтов, стараясь остановить кровь. 

Радист тем временем связался со штабом фронта. Генерал-полковника Покровского 
известие потрясло. Он тут же позвонил по ВЧ командарму-3. Генерал Горбатов 
выехал на