я, которые мы бросились конструировать только 
после начала войны? С чего наши генералы взяли, что не потребуется 
противотанковая ручная граната, которую тоже начали конструировать, когда гром 
грянул?
 В нашей дивизии для борьбы с танками, как видно из таблицы, было 54 
противотанковые пушки и, на всякий случай, 36 орудий легкопушечного артполка – 
всего 90 стволов. Считалось, почему-то, что этого вполне достаточно.
 Немцы собрались драться в основном с нашими лёгкими танками, у которых лобовая 
броня не превышала 25 мм, а бортовая была в пределах 9-13 мм. Этих танков у нас 
в СССР было 23 тыс.
 Для этих танков в дивизии немцев было 75 противотанковых пушек, которые 
пробивали такую броню на любом расстоянии. Кроме этого, у них было 90 
противотанковых ружей размером чуть больше обычной винтовки, которые на 
расстоянии 100 м пробивали броню 30 мм, а с расстояния 300 м – 25 мм, т. е. 
могли бить наши бронемашины, танки Т-26 и БТ хоть в борт, хоть в лоб. Но и 
этого мало. Каждому, кто имел в немецкой пехотной дивизии винтовку, а таких 
было 12609 человек, выдавалось по 10 усиленных бронебойных патронов, пуля 
которых развивала скорость 930 м/сек. и с расстояния 100 м могла пробить 13 мм 
брони, т. е. борт почти всей нашей лёгкой бронетехники.
 И хотя у нас в западных округах числилось 8329 танков (из которых 636 танков 
КВ и 1225 танков Т-34) против 3528 танков у немцев, но наступали немцы, а не мы,
 и надо думать потому, что их генералы, пусть и с ошибками, но позаботились о 
противотанковой обороне своей пехоты. Ну, а о чём думали наши генералы перед 
войной – то война всё списала.
 И ещё об одном. Из процитированного выступления Мерецкова на декабрьском 
Совещании РККА видно, что, по теориям наших довоенных «профессионалов», у 
наступающей дивизии в атаку шло 640 стрелков, а в тылу за этим наблюдали 2740 
стрелков.
 Г. К. Жуков на этом совещании сделал доклад: «Характер современной 
наступательной операции». Все наши историки считают этот доклад вершиной 
военной мысли. Но вот как Жуков предполагал организовывать наступление.

 В первом эшелоне ударной армии непосредственно прорывает оборону  «ударная 
группа: состоит обычно из трёх, реже – двух стрелковых корпусов, усиленных 
артиллерией, танками, инженерными и химическими средствами и средствами ПВО. 
Корпус может наступать одним и двумя эшелонами». То есть в первом эшелоне по 
мнению Жукова реально должно быть от 6 до 9 дивизий.
 Далее  «вспомогательная группа обычно состоит из одного корпуса» – 3 дивизии.
 Далее  «в армии может быть две или одна сковывающая группа» – надо полагать, 
что это ещё 3 дивизии.
 Далее  «резерв в составе 2-3 дивизий». 
 Далее  «подвижная группа» с  «двумя механизированными, одним-двумя 
кавалерийскими корпусами» – до 12 дивизий.

 Таким образом Жуков учил, что полководец из имевшихся у него в распоряжении 30 
дивизий удар должен наносить силою от 6 до 9 дивизий, а остальные в это время 
должны находиться во втором и остальных эшелонах.
 А вот как Гудериан наносил удар по войскам Жукова.
 Во-первых, построение было с точностью до наоборот: у Жукова стрелковые 
соединения прорывают оборону, а танковые ждут, а у немцев именно танковые 
дивизии прорывали оборону, а за ними шли пехотные дивизии.
 Во-вторых, если по теориям Жукова полководец должен прорывать оборону менее 
чем третью своих войск, то практик Гудериан строил свои дивизии следующим 
образом.
 На 22 июня 1941 г. во 2-й танковой группе Гудериана из 12 дивизий и одного 
полка в первом эшелоне было 11 дивизий, 10-я танковая дивизия и полк «Великая 
Германия» – в резерве.
 На 1 августа 1941 г. при наступлении на Рославль из 10 имевшихся у Гудериана 
дивизий 9 наступали в первом эшелоне и 78-я пехотная – во втором.
 На 18 ноября 1941 г. при наступлении на Тулу из 12,5 дивизий Гудериана в 
первом эшелоне наступало 11,5 дивизий, а 25-я мотодивизия, которая в это время 
ликвидировала в тылу у немцев окружённую группировку наших войск, считалась в 
резерве.
 Для немцев в ходе войны построение наших войск было настолько диким, что они 
почти все отмечали эту особенность блестящей советской военной теории – вводить 
войска в бой по частям, давая противнику возможность перебить их по отдельности.

 Немецкие генералы исповедовали совершенно другой принцип – массированного 
удара. Не только вся пехота, а вообще все рода войск должны участвовать в бою. 
Если бой идёт, то никто не должен отсиживаться, даже если по его боевой 
профессии вроде и нет сейчас работы.
 Скажем, сапёрный взвод пехотного батальона создавался только если не было боя, 
в бою его солдаты были в стрелковых цепях, вернее – это стрелков дополнительно 
обучали сапёрному делу. У командира пехотной роты по штату было четыре курьера 
(связных). Поскольку они не все сразу бегают с приказаниями, то чтобы не сидели 
во время боя без дела, им дали снайперскую винтовку.
 Я, например, никогда не читал, чтобы наши сапёры были истребителями танков. А 
у немцев истребление танков было одной из боевых задач полковых сапёров, сапёры 
были обязательны в группах истребителей танков – затягивали на шнурах 
противотанковые мины под гусеницы двигающегося танка, ослепляли его дымовыми 
гранатами и шашками, подрывали повреждённый танк, если экипаж не сдавался.
 А дивизионный сапёрный батальон немцев, за исключением миномётов, был вооружён 
точно так же, как и пехотные батальоны, кроме этого он имел 9 огнемётов, так 
как обязан был штурмовать вместе с пехотой долговременные укрепления противника.

 Ещё пример. Предположим идёт бой, а у противника нет танков. Получается, что 
противотанковой артиллерии нечего дел