ак Верховный 
Главнокомандующий, и Жуков, как его будущий (с августа 1942 г.) «единственный 
заместитель».
 Но в 1941 г. маршал Тимошенко был единственным из советских военачальников, 
чьи войска освободили  первый советский крупный город и,  окружив, полностью 
уничтожили под городом Ельцом крупное немецкое соединение.
 Начальник немецкого Генштаба сухопутный войск Ф. Гальдер по этому поводу снова 
грустно записал:  «командование войск на участке фронта между Тулой и Курском 
потерпело банкротство». 
 А Жуков в своих мемуарах об этом окружении, сыгравшем огромную роль и в битве 
за Москву, вообще не вспоминает, а освобождение Ростова-на-Дону характеризует, 
как  «неудачу немецких войск под Ростовом». Почему? А ему есть с чем эти победы 
сравнивать. Но прежде чем рассмотреть тему о том, как наступали на немцев 
войска Жукова, немного отвлечёмся.
 Советская кавалерия – это единственный род войск (если рода войск каждый 
рассматривать в отдельности), который от начала до конца войны имел неоспоримое 
преимущество перед немцами. Думаю, что немцы не один раз себя за локти кусали 
от досады, что при организации своей армии оставили в ней всего лишь одну 
кавалерийскую дивизию. В конце войны они бросились создавать кавалерию, да было 
уже поздно. Не буду особенно развивать эту тему, а дам лишь одно сравнение.
 Начальник немецкого Генштаба сухопутных войск Ф. Гальдер в своём дневнике с 1 
октября 1941 г. по 24 сентября 1942 г. о своём непосредственном начальнике, 
главнокомандующем сухопутными войсками Германии фельдмаршале фон Браухиче, 
вспоминает 13 раз, а о командире 2-го, переименованного в 1-й гвардейский, 
кавалерийского корпуса, генерал-майоре Павле Алексеевиче Белове – 11 раз! Допёк,
 казак, немцев.

 Жуков 41 в наступлении

 Когда смотришь на схемы битвы за Москву, читаешь соответственную главу 
мемуаров Жукова, то поражает его полное творческое бессилие как полководца. 
Такое впечатление, что его единственным творческим замыслом в обороне было: 
«Стой! Ни шагу назад, а то расстреляю!» И затыкание резервами Ставки тех 
участков фронта, где немцы на этот творческий замысел не обращали внимания.
 А в декабре, когда неподготовленные к зиме немцы выдохлись и остановились, а 
мы поднакопили силы, то у Жукова созрел новый творческий замысел: «Вперёд, кто 
сколько сможет, а то под суд отдам!» И замысел – подталкивать немцев к отводу 
своих войск резервами Ставки.
 Это, конечно, утрировано. Но параллельные красные стрелки, идущие от Москвы на 
Западном фронте, показывают, что Жуков даже не пытался на своём участке 
уничтожить хоть сколько-нибудь немцев, не пытался их окружить. Он их выталкивал 
из-под Москвы. Сам он о своём полководческом замысле пишет так:

 «Ближайшая задача контрнаступления на флангах Западного фронта заключалась в 
том, чтобы разгромить ударные группировки группы армий «Центр» и устранить 
непосредственную угрозу Москве. Для постановки войскам фронта более далёких и 
решительных целей у нас тогда ещё не было сил. Мы стремились только отбросить 
врага как можно дальше от Москвы и нанести ему возможно большие потери.
 Несмотря на передачу нам дополнительно трёх армий, Западный фронт не имел 
численного превосходства над противником (кроме авиации)».

 Во-первых. Если силы на фронте в 400 км были равны, то на участках прорыва 
можно было создать десятикратное превосходство за счёт высвобождения войск с 
участков обороны. Ведь немцы уже выдохлись и просто не могли наступать, это же 
не Клейст, рвущийся на Кавказ.
 Во-вторых, Тимошенко, чтобы разгромить Клейста, имел лишь одну армию, 
созданную из собственных войск. А тут из резерва дают три армии, а в голове 
полководца мысль не «окружить и уничтожить», а лишь  «отбросить». 
 Но это написано в мемуарах, которые, разумеется пристойно отредактированы. А 
устно, на встрече с журналистами «Военно-исторического журнала» 13 августа 
1966 г., Георгий Константинович, защитник Москвы, наивно раскрывал свои 
«творческие» замыслы декабрьского наступления его войск под Москвой 
(«Коммунист» № 14, 1988 г.):

 «… в наших замыслах чётко обоснованного мнения о том, что намечается такое 
контрнаступление, каким оно потом оказалось, не было. Это было осознано в 
полной мере тогда, когда события развернулись более благоприятно: с одной 
стороны, Гудериан начал пятиться, с другой – Гепнер начал отходить. И когда 
контрудары 1-й Ударной армии и группы Лизюкова начали отбрасывать противника, в 
порядке логического продолжения всё это нарастало и в конце концов к 8 декабря 
вылилось в более широкое контрнаступление. Когда на левом крыле Гудериан начал 
более поспешно отходить, это дало возможность командованию распорядительным 
порядком наращивать силы не только по фронту, но и по глубине. А первая 
постановка задач 30 ноября предусматривала очень короткие задачи контрударного 
порядка. Задачи войскам по глубине не превышали 20—30 километров. (Реплика. 
Кое-где побольше, в пределах полсотни километров). Окончательно все эти 
распоряжения увязались к 8—9 декабря. У нас нет такого приказа, где заранее, 
допустим, 30 ноября, 1—2 декабря, отдали бы директиву, которая 
свидетельствовала, что это приказ на контрнаступление. Такая задача не стояла, 
потому что у нас ни сил не было, ни средств. Мы ввели дополнительно 1-ю Ударную 
армию, ввели её не 6 декабря, она ввязалась в бой 29 нояб