Ленинграда, были втянуты в бой по отражению наступления Волховского  фронта,
пока \312\ в него  не  ввязались  все  те  соединения  11-й  армии,  которые
оказались на севере. Отходить от Ленинграда и прекратить его блокаду фашисты
не хотели. Помимо всего прочего, это было связано еще и с судьбой  северного
союзника Германии: Финляндия в случае неудачи под Ленинградом могла выйти из
войны. "Учитывая еще интересы финнов, нельзя было  ослаблять  тесное  кольцо
вокруг Ленинграда, - писал генерал Типпельскирх, - хотя русские и  доказали,
что они даже без железнодорожного сообщения могут снабжать отрезанный город.
Требовалось также удерживать фронт на Волхове, так как он обеспечивал  фланг
наступающих на Ленинград войск..."{6}
     Скоро  наступило  равновесие  сил.  После  4  сентября  мы  не   смогли
продвинуться ни на один метр. Противник отбивал все атаки наших войск. Тогда
Военный совет фронта решил ввести в бой третий эшелон. Одновременно наносила
встречный удар Невская оперативная группа Ленинградского фронта. На этот раз
она начала действовать более активно. Но  и  это  не  помогло  изменить  ход
событий. 2-й ударной армии удалось  ликвидировать  несколько  огневых  точек
врага и местами улучшить занимаемое войсками положение. Однако для  развития
наступления сил оказалось недостаточно. Справедливость требует отметить, что
2-я ударная армия не оправдывала тогда  свое  громкое  название.  К  моменту
ввода в сражение в  нее  входила  одна  стрелковая  дивизия  восьмитысячного
состава и одна стрелковая  бригада.  Поэтому  никакого  наращивания  сил  не
произошло, и удар получился слабый. Это отмечали и фашисты. В журнале боевых
действий группы армий  "Север"  за  9  сентября  1942  года  было  записано:
"Противник вновь атакует восточный фронт, более слабыми силами, чем  до  сих
пор". Неудачно развивались действия и Невской оперативной группы. Попав  под
удар  артиллерии  и  авиации,  ленинградцы  вскоре   лишились   почти   всех
переправочных  средств.  Форсирование  Невы   затормозилось.   Малочисленные
подразделения, которым удавалось пересечь реку, сбрасывались  противником  в
воду. Чтобы избежать напрасных потерь, Ставка Верховного  главнокомандования
в директиве от 12 сентября Военному совету Ленинградского  фронта  приказала
операцию по форсированию Невы временно прекратить. \313\
     Отразив наступление 2-й ударной армии, немецкие войска, в свою очередь,
сами нанесли  10  сентября  удар  по  нашим  флангам  у  основания  прорыва.
Завязалось упорное встречное сражение, вынудившее 2-ю ударную армию  перейти
к обороне. В последний раз эта армия сумела вклиниться в расположение  врага
17 сентября. 20  сентября  противник  перешел  в  контрнаступление,  пытаясь
отрезать наши авангардные части.  Предварительно  Манштейн  получил  крупные
подкрепления: две бомбардировочные эскадрильи с Центрального фронта, две - с
Южного, одну - из  Кенигсберга  и  еще  две  группы  бомбардировщиков  -  со
Сталинградского фронта. Шесть пехотных дивизий, три горно-егерских  и  части
танковой дивизии врага стали сжимать клещи вокруг нашего авангарда. На земле
и в воздухе развернулось  ожесточенное  артиллерийско-авиационное  сражение.
Бывая в те дни на переднем крае, я вспоминал  весенние  бои  за  подступы  к
Любани и у Мясного Бора. В районе вклинения  непрерывно  рвались  снаряды  и
мины. Горели леса  и  болота,  земля  застилалась  густым  едким  дымом.  За
несколько дней этой невероятной по  своей  силе  артиллерийско-минометной  и
авиационной дуэли весь участок был превращен в изрытое  воронками  поле,  на
котором виднелись одни обгорелые пни.
     Наши войска упорно пытались закрепиться на достигнутых рубежах, возводя
в ночные часы  оборонительные  сооружения.  Но  днем  противник  непрерывной
бомбежкой сравнивал  их  с  землей.  Затем  за  ночь  наши  бойцы  снова  их
возводили. Так продолжалось несколько суток.  27  сентября  пришлось  отдать
приказ о выводе всех наших частей, находившихся западнее  Черной  речки,  на
восточный  берег.  28  сентября  наш  арьергард   контратаковал   фашистские
соединения, прикрывая отход, а в ночь на 29 сентября началась  переправа.  С
болью в сердце оставляли мы эти метры родной земли, искалеченной пролетевшим
над ней военным ураганом.
     В  те  дни  в  районе  охвата  врагом  наших  войск  создалась  тяжелая
обстановка. Соединения и части перемешались между собой, управление ими то и
дело нарушалось. Из 2-й ударной армии поступали разноречивые  сведения.  Это
дало повод Ставке упрекнуть нас в незнании того, что делалось на местах, и в
недостаточно  твердом  руководстве   боевыми   действиями.   Чтобы   оказать
непосредственное влияние на организацию вывода войск, я выехал на  командный
пункт  \314\  4-го  гвардейского  стрелкового  корпуса   к   его   командиру
генерал-майору С. В. Рогинскому, который в  первых  числах  сентября  сменил
неудачно действовавшего на этом посту генерала  Гагена.  Пункт  находился  в
зоне артиллерийского обстрела. Вокруг блиндажа командира корпуса  непрерывно
рвались снаряды. Вскоре после того как  я  прибыл,  мне  доложили,  что  моя
машина повреждена. Такая же участь постигла и вторую машину,  присланную  из
штаба фронта. Пока я находился в корпусе, меня  несколько  раз  вызывали  из
Ставки к прямому проводу, и когда 30 сентября я стал докладывать в Ставку  о
выводе войск, Сталин прежде всего спросил: - Почему не подходили  к  прямому
проводу? - У меня разбило две машины, - ответил я. - А главное, я  опасался,
что если я уйду с командного пункта, то за мной потянется штаб корпуса.
     Из дальнейшего разговора мне стало понятно,  что  в  Ставке  не  меньше
нашего опасались за устойчивость фронта по Черной речке.
     Основная масса войск закончила выход на восточный берег к  рассвету  29
сентября. Остальные подразделения вышли в ночь на 30 сентября.  После  этого
активные боевые действия были прекращены. Наши  войска,  а  также  и  войска
противника возвратились примерно на старые позиции. Артиллерийская  дуэль  и