появились первые группы вышедших  из  окружения  бойцов  и  командиров.  Они
шатались от \294\ изнеможения. Выход войск продолжался в течение всей первой
половины дня, но  затем  прекратился.  Немцам  удалось  взять  под  контроль
дорогу. К вечеру силами войск, действовавших с  востока,  снова  был  пробит
коридор и расчищена дорога. По этому коридору, простреливаемому перекрестным
огнем с двух сторон, в течение ночи и утра 25 июня продолжался выход  бойцов
и командиров 2-й ударной армии.  В  9.30  25  июня  немцы  вновь  захлопнули
горловину, теперь уже окончательно.
     Командование 2-й ударной армии, как впоследствии сообщил командир 327-й
стрелковой дивизии И.  М.  Антюфеев,  отдало  утром  24  июня  распоряжение:
выходить из окружения мелкими группами, кто  где  хочет  и  как  знает.  Это
распоряжение подорвало моральный дух войск  и  окончательно  дезорганизовало
управление. Не чувствуя руководства со стороны командования и  штаба  армии,
подразделения  дивизий  и  бригад  вразброд  двинулись  к  выходу,  оставляя
неприкрытыми  фланги.  Отдельные  бойцы  в  результате  непрерывных  боев  и
недоедания совершенно обессилели. Некоторые находились в полубессознательном
состоянии и лежали на земле. Как выяснилось несколько лет  спустя,  в  таком
состоянии наряду с другими в фашистский плен попал известный татарский  поэт
Муса Джалиль (старший политрук М. М. Залилов), сражавшийся под Мясным Бором.
     Старший политрук М. М. Залилов работал  тогда  в  редакции  газеты  2-й
ударной армии "Отвага". До него здесь был Всеволод Багрицкий, сын известного
советского поэта Эдуарда Багрицкого. Но  зимой  он  погиб.  Некоторое  время
должность пустовала, а затем Политотделом 2-й ударной армии был прислан Муса
Мустафович, направленный к нам из Москвы. Он работал корреспондентом. Очерки
и статьи его были зажигательными. Из двух с половиной  десятков  сотрудников
редакции армейской газеты  из  окружения  сумело  выйти  человека  три.  Они
позднее рассказали, что последние сведения о Джалиле были у них за неделю до
того, как кольцо окончательно сомкнулось: старший политрук  поехал  в  части
собирать материал. Потом следы его потерялись. Как он попал  в  плен,  стало
известно только после войны, когда на весь мир прогремела  написанная  им  в
фашистском застенке "Моабитская тетрадь".
     Но где же армейское руководство? Какова  его  судьба?  Мы  приняли  все
меры, чтобы разыскать Военный совет и \295\ штаб 2-й  ударной  армии.  Когда
утром 25 июня вышедшие из окружения  офицеры  доложили,  что  они  видели  в
районе узкоколейной дороги генерала Власова и  других  старших  офицеров,  я
немедленно направил туда танковую роту с десантом пехоты и своего  адъютанта
капитана М. Г. Бороду. Выбор пал на  капитана  Бороду  не  случайно.  Я  был
уверен, что этот человек  прорвется  сквозь  все  прегради.  Когда  началась
Великая Отечественная война,  краснознаменец  лейтенант  Михаил  Григорьевич
Борода, отличившийся еще во время финской кампании, являлся начальником  5-й
погранзаставы возле Суоярви на финляндской  границе.  Финнам  удалось  после
возникновения  боевых  действий  взять  заставу  в  кольцо.   За   два   дня
пограничники отбили 12 атак. Тогда противник стал бомбить  заставу.  22  дня
герои  выдерживали  осаду.  А  когда   боеприпасы   оказались   на   исходе,
пограничники штыковой атакой прорвали кольцо окружения с неожиданной стороны
- в направлении к Финляндии - и ушли от преследования в полном вооружении  и
неся с собой  раненых.  Через  пять  суток  храбрецы  соединились  с  нашими
войсками. За этот подвиг они были награждены. Борода  получил  второй  орден
Красного Знамени. Воюя в составе 7-й армии, он был ранен под Петрозаводском,
а по выздоровлении стал командиром роты,  охранявшей  Военный  совет  армии.
Там-то я и познакомился с ним и уже не расставался до  конца  войны.  Борода
был назначен офицером для  поручений,  а  позднее  -  помощником  начальника
оперативного отдела штаба фронта. В конце 1941 года он спас мне жизнь.
     Дело было под Тихвином. Атака дивизии П. К.  Кошевого  захлебнулась.  Я
находился  в  тот  момент  недалеко  и  решил  подбодрить   солдат.   Увидев
командующего, они сразу поднялись и  снова  пошли  в  атаку.  Позиции  врага
остались  у  нас  за  плечами.  Но  в  перелеске,  видимо,  уцелел  какой-то
фашистский пулеметчик, и мы внезапно очутились под лавиной  пуль.  Борода  и
другой бывший пограничник, ефрейтор Селютин, упали на меня и прикрыли собой.
Рядом стояло 45-миллиметровое орудие. Его командир успел дать выстрел прямой
наводкой и уничтожить пулемет, а сам (вместе  с  Селютиным  и  Бородой)  был
тяжело ранен последней очередью. Михаил Григорьевич не раз отличался  с  тех
пор в бою. Так, весной 1942 года под Мясным Бором он получил от меня задание
помочь дивизии полковника Угорича  отбить  атаку  противника,  рвавшегося  к
Ленинградскому \296\  шоссе.  Когда  комдив  был  смертельно  ранен,  Борода
временно принял на себя его функции и не дал дивизии отступить.
     И вот во главе отряда из пяти танков Борода двинулся теперь в  немецкий
тыл. Четыре танка подорвались на минах или были подбиты врагом. Но, переходя
с танка на танк, Борода на пятом из них все же добрался до штаба 2-й ударной
армии. Однако там уже никого не было. Вернувшись, горстка храбрецов доложила
мне об этом в присутствии представителя Ставки А. М. Василевского. Зная, что
штаб армии имеет с собой радиоприемник, мы периодически передавали по  радио
распоряжение  о  выходе.  К  вечеру   этого   же   дня   выслали   несколько
разведывательных групп с задачей разыскать Военный  совет  армии  и  вывести
его. Эти группы тоже сумели выполнить часть задания и дойти до указанных  им
районов, но безрезультатно, так как и они Власова не отыскали.
     Как потом стало известно, весь начальствующий состав  штаба  армии  был
разбит на три группы, которые должны были в ночь с 24 на 25 июня выходить  с
частями и штабами атакующих войск. Военный совет армии, сопровождаемый ротой
автоматчиков, выступил в 23 часа 24 июня в район 46-й стрелковой дивизии,  с