станции, о первом в мире - чкаловском - перелете через Северный полюс. Все это 
захватывало каждого, и равнодушных среди нас не было. Нам не надоедало говорить 

и читать о героических делах наших соотечественников.

А иногда, стоя на горе, я смотрел на заречье, отыскивая глазами памятные места. 

Вон там село Крупец, и к нему из нашего села идет дорога, невидимая отсюда. 
Сколько раз мы с матерью ходили по той дороге... А вот там, сидя у зарослей 
камыша, мы, ребята, как будто еще совсем недавно плели корзинки и мечтали 
переплыть Десну на лодке, причалить к крутому берегу, на котором я стою сейчас.

И я раздумывал о том, сколько перемен произошло в моей жизни за последние годы, 

какая у меня будет интересная специальность, какие широкие дали открываются 
передо мной и моими товарищами.

Однажды днем, играя в кегли, я услышал нарастающий рокот мотора: на небольшой 
высоте пролетал самолет. Впервые я увидел его так близко. Два пассажира, 
сидевшие сзади, помахали нам руками. Машина быстро скрылась за холмом.

Вот бы подняться, посмотреть сверху на Десну, на наши просторные края!

Перед самым отъездом я узнал, что можно полететь: пассажиров катали за плату. 
Но 
было уже поздно. Да и самолет, откровенно говоря, внушал мне не только 
любопытство, но и робость. Я даже признался себе, что, пожалуй, и не отважился 
бы полететь. И решил про себя, что летному делу научиться трудно, а летчики, 
должно быть, люди сказочно смелые: подумать только - в воздух поднимаются, 
делают такие перелеты! И ни на секунду тогда не возникла у меня мысль посвятить 

свою жизнь авиации.

Две недели привольной, беззаботной жизни пролетели незаметно. Мы вернулись в 
Шостку отдохнувшие, загорелые, окрепшие, полные впечатлений. Остальное время 
каникул я провел в деревне, помогая по дому и в колхозе.




Памятные дни


Заниматься в техникуме становилось все труднее, но зато, интереснее. Я был 
очень 
занят. Привык работать систематически и, следуя советам Мацуя и преподавателей, 

тщательно планировал день. Поэтому свободное время оставалось. Я с увлечением 
занимался в секциях тяжелой атлетики и гимнастики. Успевал ходить и в городскую 

библиотеку - там читал техническую литературу.

В общежитии меня перевели в другую комнату - к "механикам". Их было трое: Миша, 

прозванный Профессором за серьезность, начитанность и знание математики; Кузьма,
 
общительный, веселый парень, физкультурник - с ним я любил мериться силою, - и 
Федя, покладистый и добродушный.

Жили мы дружно. И если кто-нибудь из нас получал приработок, вместе брались за 
любую работу. Чаще всего отправлялись под вечер на железнодорожную станцию в 
амбары на сортировку зерна. Отец по-прежнему не мог помогать мне деньгами: я 
жил 
на стипендию и подрабатывал на одежду, гостинец домой, на кино.

Нам поручили оформить наш клуб к двадцатилетию Великого Октября. Взялись за 
дело 
с жаром. Комната на несколько дней превратилась в мастерскую. Кузьма, Миша и 
Федя старательно вырезали, клеили, раскрашивали, я рисовал и делал надписи. 
Мацуй следил за нашей работой и, по своему обыкновению, поддерживал дружескими 
советами. Работа спорилась, и мы выполнили ее к сроку.

Наши спортивные секции готовили праздничное выступление: мы тщательно 
отрабатывали гимнастические упражнения, делали сложные перестроения, составляя 
огромную пирамиду. Я - всех меньше ростом - должен был мигом взобраться на 
самый 
верх живой пирамиды и, встав на плечи одного из участников, громко и раздельно 
произнести: "Да здравствует двадцатая годовщина Великого Октября!" Не раз во 
время тренировок я падал вниз. И только после многих репетиций научился 
стремительно взбираться, удерживать равновесие и, главное, переборов смущение,