службу секретариата, где, не переводя дыхания, стал выражать свое возмущение и 
негодование ее деятельностью!
181
    — Что вы тут все делаете? Почему не читаете телеграмм? Почему их не 
корректируете? Ваша информация скучна, она мне ничего не дает, в ней все, как в 
газетах!
    Поскольку начальник разведки задерживался где-то в городе, принимать 
Бакатина вначале пришлось мне. Едва сдерживая гнев, я пытался объяснить ему 
ситуацию:
    — У нас в информационном управлении есть своя дежурная служба. Там дежурят 
информационные работники, они всю ночь читают телеграммы, правят их и готовят к 
рассылке по установленным адресам, а эта служба имеет совершенно другие 
функции: она обеспечивает порядок на наших объектах, их физическую и 
противопожарную защиту, отвечает на телефоны, вызывает нужных людей на работу и 
так далее.
    — Неправильно все это! — перебил меня глава госбезопасности. — Они должны 
заниматься совершенно другими делами! Я не понимаю, зачем они вообще здесь 
сидят!
    И далее в таком же духе.
    Затем последовала встреча с руководящим составом разведки, во время которой 
Бакатин пришел к единственно верному решению: всех этих людей надо немедленно 
разогнать. И разогнал бы, если бы не подоспел Примаков...
    Вообще, Бакатин любил представать в облике грозного и решительного 
реформатора, призванного навести, наконец, надлежащий порядок.
    Вот отрывок из его интервью, данного в должности председателя КГБ: «Я 
жесткий человек. На самом деле... Я не обязательно должен спрашивать, кого и 
куда назначать... Я никогда не останавливался перед теми, кто устраивает 
демарши... Не можете — не работайте...» (Это о бывшем начальнике разведки Л.В.
Шебаршине, который не захотел мириться с диктаторскими методами управления 
Бакатина и был уволен.)
    Сравните с монологом Хлестакова: «О! Я шутить не люблю. Я им всем задал 
острастку. Меня сам государственный совет боится. Да что, в самом деле? Я 
такой! Я не посмотрю ни на кого...»
    Правда, похоже? С той лишь разницей, что Иван Александрович 
разглагольствовал после неумеренного употребления мадеры, а Вадим Викторович — 
в трезвом виде.
182
    Ну и, наконец, характеристика, данная Хлестакову самим Николаем 
Васильевичем Гоголем: «Он не в состоянии остановить постоянного внимания на 
какой-нибудь мысли. Речь его обрывиста, и слова вылетают из уст совершенно 
неожиданно».
    Воистину, нет повести печальнее на свете, чем повесть о бывших 
председателях Комитета государственной безопасности СССР! (К Ю.В.Андропову это, 
понятно, не относится.)
    
    Благодатная Сирия
    
    Сирию я открыл для себя поздно, хотя всегда интересовался этой страной, ее 
историей, всем, что там происходит, и, естественно, стремился туда попасть. 
Формально, правда, я работал одно время в Объединенной Арабской Республике, 
куда входили и Египет, и Сирия, и даже имел возможность общаться с сирийскими 
деятелями — членами правительства ОАР. Но это, конечно, не заменяло реального 
знакомства со страной. В конце концов судьба оказалась великодушной, и за 
последние два десятка лет я четырежды побывал в Сирии.
    Конечно, Сирия — это не Египет, в котором прошла значительная часть моей 
жизни. Есть в Египте какая-то неизъяснимая притягательность. Западают в душу 
шум и гомон Каира; непонятно на чем основанный, но неистребимый оптимизм 
простого каирца — «человека с улицы», как там выражаются; прилегающая к 
египетской столице пустыня, которая так успокаивает и где так легко дышится; 
бесподобная дельта Нила — самый густонаселенный район на нашей планете.
    Египет занимает, конечно, большое место в моем сердце. Здесь подрастал мой 
сын, здесь родились дочери. А Сирия уютнее, чище, спокойнее, зажиточнее. Это 
благодатный край. В книгах о Сирии часто пишут о том, что все когда-либо 
приходившие завоеватели никогда не желали добровольно покинуть страну. В Сирии 
произрастает, кажется, все: пшеница, ячмень, кукуруза, оливковые деревья, 
бобовые культуры, сахарная свекла, хлопок, а также великое разнообразие овощей 
и фруктов.
184
    Пятилетний сын моего хорошего дамасского знакомого, находясь вместе с отцом 
в пути из Халеба в Латакию через плодородную и живописную равнину, недалеко от 
селения Джиср-аш-Шухур, вдруг замер в восхищении и воскликнул: «Папа, кто 
нарисовал эту картину?!»
    Я рад, что мне удалось поездить по Сирии, познакомиться с ее главными 
городами, побывать на Евфратской плотине (тоже памятник советско-арабского 
сотрудничества) и в знаменитой Пальмире, которая поражает воображение и наводит 
на мысль, что цивилизация вечна и что прошлое ее так же трудно постигнуть, как 
и ее будущее.
    Исторические и религиозные памятники Сирии разнообразны и удивительны. В 
городе Маалюля, в 50 километрах к северу от Дамаска, находится, например, 
первая в мире, по утверждению сирийцев, христианская церковь. В этой маленькой