наверное, Андерсеном городок.
      Спустя много лет мы с Гэ Фэ вспоминали о посещении Богенсе: он — с 
изрядной долей юмора, а я — с грустью. Мне было жаль, что взятые нами билеты на 
спектакль пропали и что я так и не увидел сцен из датской провинциальной жизни 
начала XIX века.
      Чего я ожидал там увидеть, я не знаю до сих пор.
      Наверное, чтото очень хорошее.
      
Еще ближе к делу
      
     Хотел бы похвалить, но чем начать, не знаю.
    Г. Р. Державин
      
      Нетерпеливый читатель может задаться вопросом: чего это автор то 
углубляется в мелкие детали, с жаром описывая какихто статистов на своих 
оперативных подмостках, каковыми, несомненно, Являются Оскар и Володяжестянщик,
 то предается меланхолии по поводу какогото провинциального городишки, то 
делает экскурс в историю? Где же ночные схватки в подворотнях с соперниками из 
ЦРУ и СИС? Где, на худой конец, леденящие душу донесения агентов из 
штабквартиры НАТО? Где вообще разведка, шпионаж, погони, слежка, кинжалы, 
пистолеты и плащи?
      Не спеши с выводом, дорогой читатель. Вопервых, вся наша жизнь проходит 
в окружении статистов. А вовторых, эти маленькие эпизоды позволяют мне перейти 
к некоторым философским обобщениям, которые могут пригодиться для любого 
русского, путешествующего за границей. А втретьих, вернитесь к предисловию и 
вспомните, что ничего подобного я вам не обещал.
      Именно статистобыватель в высшей степени является выразителем сущности 
нации. Общение с людьми чиновными и высокопоставленными не всегда продуктивно с 
точки зрения познавания менталитета и особенностей людей, населяющих страну 
пребывания, ибо они не всегда могут быть искренними с советским дипломатом и, 
как правило, либо заражены духом космополитизма, европейского превосходства, 
либо еще какиминибудь предрассудками по отношению к нам, иностранцам, а к 
русским — в особенности.
      А история помогает лучше понять современное состояние нации.
      Датчане — небольшой народ, но именно это обстоятельство объясняет, почему 
каждый отдельно взятый ее представитель так болезненно относится к тому, как 
его воспринимают иностранцы. Представители большой нации могут позволить себе 
не беспокоиться по поводу того, как их воспринимают со стороны20.
      К сожалению, я не могу утверждать, что в среде наших загранработников не 
встречались люди, относившиеся к истории страны и местному населению без 
должного уважения. Я сталкивался с эпигонами от дипломатии, равно как и с 
эпигонами от разведки, для которых пределом мечтаний была работа, к примеру, в 
США или — в крайнем случае — в Англии или Франции. Дания, Швеция или там Греция 
воспринималась ими как оскорбительная ссылка. Помните Маяковского? И прочие 
разные шведы… Хотя такая разборчивость некоторых из них мне почеловечески 
понятна: в больших странах большие резидентуры и большой размах работы, а 
значит, и более благоприятные условия для того, чтобы быстрее проявить себя и в 
хорошем смысле слова сделать карьеру. К сожалению, среди этой категории было 
много и таких, для которых США и Англия были нечто вроде «роллсройса» или 
«шевроле», которым можно похвастать у себя в Москве перед «задрипанными» 
«Москвичами» и «Жигулями».
      Глубоко уверен в том, что если ты едешь в страну работать (пусть не 
обязательно шпионить, а, к примеру, заниматься бизнесом, учиться или торговать),
 то должен если не полюбить местное население, то хотя бы относиться к ним с 
подобающей терпимостью. Иначе ты просто «пройдешь по касательной», и все 
своеобразие культуры, обычаев, порядков и мышления людей останется для тебя 
terra incognita, и ты можешь считать, что твоя командировка прошла впустую. И 
конечно же надо не забывать соблюдать элементарное правило не судить о стране 
пребывания со своей родной колокольни. Чтобы добиться успеха в чужой среде, 
надо попытаться завоевать ее доверие, понравиться.
      Прав был Честерфилд, когда говорил: «Большинство искусств требует 
длительного изучения и усердия, но самое полезное из всех искусств — искусство 
нравиться — требует только одного — желания».
      А вообщето мне, конечно, приходилось видеть и премьеров, и членов 
кабинета министров, и известных артистов и политиков, и королеву Маргарет и ее 
элегантного супруга, датского принца и французского графа де Монпезан. Не хочу 
сказать о них ничего предосудительного или негативного, но они были за 
пределами моего круга связей и потому большого интереса для меня не 
представляли. А потому особенно глубокого следа в моей памяти не оставили. Смею,
 однако, утверждать, что всеми ими владеют такие же мысли и страсти, какие 
сидят внутри каждого из нас, но их статус диктует им более строгие рамки 
поведения, нежели те, которые годятся для любого из их подданных и подчиненных. 
Это особенно верно для скандинавов, где высокое положение более обязывает, чем 
возвышает.
      Кстати, о принце. Когда датская принцесса в начале 60х достигла 
совершеннолетия, то она чисто посовременному решила свою личную проблему. По 
окончании гимназии она поехала отдыхать в Приморские Альпы и совершенно 
случайно встретила там своего принца, который был бедным, но порядочным графом. 
Их роман длился недолго, и скоро они сыграли свадьбу. Француз переехал в 
Амалиенборг, чтобы стать еле заметной тенью своей крупной и рослой супруги,