дредноут. Довольно стройно и убедительно изложены елкинские доводы в "Арбатской 
повести", вышедшей отдельной книгой.
Категорически не согласен был с этой версией известный историк флота доцент 
военно-морской академии ныне покойный капитан 1-го ранга Залесский. Однако до 
недавнего времени были живы и те, кто спасся после чудовищного взрыва на 
"Марии". Один из них скончался 4 октября 1980 года в Русском приюте в 
Монмаранси - бывший лейтенант российского флота Владимир Владимирович Успенский.

Огнеопасные подметки
Итак, вахтенным начальником на "Марии" в день трагедии был командир башни 
главного калибра мичман Владимир Успенский. От гибели его спасло то, что в 
момент взрыва он находился в районе кормовой трубы.
Жизнь его полна превратностей и крутых поворотов. После революции служил на 
Белом флоте. Затем чужбина. В Париже работал шофером такси, портным театральных 
костюмов... Только в 1969 году бывший лейтенант опубликовал свои заметки о 
возможных причинах гибели "Императрицы Марии" на страницах "Бюллетеня общества 
офицеров российского императорского флота".
РУКОЮ ОЧЕВИДЦА: "В настоящих воспоминаниях я не стал говорить об агонии корабля,
 длившейся 54 минуты. Ограничусь лишь сообщением об одном практически не 
известном факте, свидетелем которого мне выпала судьба быть.
Линейный корабль "Императрица Мария" проектировался и закладывался до первой 
мировой войны. Многочисленные электромоторы для него были заказаны на 
германских заводах. Начавшаяся война создала тяжелые условия для достройки 
корабля. К сожалению, те, что нашли, были значительно больше по размерам, и 
пришлось выкраивать необходимую площадь за счет жилых помещений. Команде негде 
было жить, и вопреки всем уставам прислуга 12-дюймовых орудий жила в самих 
башнях. Боевой запас трех орудий башни состоял из 300 фугасных и бронебойных 
снарядов и 600 полузарядов бездымного пороха.
Наши пороха отличались исключительной стойкостью, и о каком-либо самовозгорании 
не могло быть и речи. Совершенно необоснованно предположение о нагревании 
пороха от паровых трубопроводов, возможности электрозамыкания. Коммуникации 
проходили снаружи и не представляли ни малейшей опасности.
Известно, что линкор вступил в строй с недоделками. Поэтому до самой его гибели 
на борту находились портовые и заводские рабочие. За их работой следил 
инженер-поручик С. Шапошников, с которым у меня были приятельские отношения. Он 
знал "Императрицу Марию", как говорится, от киля до клотика и рассказал мне о 
многочисленных отступлениях и всяческих технических затруднениях, связанных с 
войной.
Через два года после трагедии, когда линкор уже находился в доке, Шапошников в 
подбашенном помещении одной из башен обнаружил странную находку, которая навела 
нас на интересные размышления. Найден был матросский сундучок, в котором 
находились две стеариновые свечи, одна начатая, другая наполовину сгоревшая, 
коробка спичек, точнее то, что от нее осталось после двухлетнего пребывания в 
воде, набор сапожных инструментов, а также две пары ботинок, одна из которых 
была починена, а другая не закончена. То, что мы увидели вместо обычной кожаной 
подошвы, нас поразило: к ботинкам владелец сундучка гвоздями прибил нарезанные 
полоски бездымного пороха, вынутые из полузарядов для 12-дюймовых орудий! Рядом 
лежали несколько таких полосок.
Для того чтобы иметь пороховые полоски и прятать сундучок в подбашенном 
помещении, следовало принадлежать к составу башенной прислуги. Так, может быть, 
и в первой башне обитал такой сапожник?
Тогда картина пожара проясняется. Чтобы достать ленточный порох, нужно было 
открыть крышку пенала, разрезать шелковый чехол и вытянуть пластину. Порох, 
пролежавший полтора года в герметически закрытом пенале, мог выделить какие-то 
эфирные пары, вспыхнувшие от близстоящей свечи. Загоревшийся газ воспламенил 
чехол и порох. В открытом пенале порох не мог взорваться - он загорелся, и это 
горение продолжалось, быть может, полминуты или чуть больше, пока не достигло 
критической температуры горения - 1200 градусов. Сгорание четырех пудов пороха 
в сравнительно небольшом помещении вызвало, без сомнения, взрыв остальных 599 
пеналов.
К сожалению, гражданская война, а затем уход из Крыма разлучили нас с 
Шапошниковым. Но то, что я видел своими глазами, то, что мы предполагали с 
инженер-поручиком, не может разве служить еще одной версией гибели линейного 
корабля "Императрица Мария"?"
Телеграмма А.Д. Бубнова А.И. Русину
№ 1341/4 10 октября 1916 г.
"Доношу: каперанг1 Дюмениль2 просит разрешения телеграфировать в Париж в 
Министерство о гибели "Марии". Со своей стороны, полагаю нежелательным, во 
избежание размножения источников, из которых неприятель может получить известие.
 Прошу указаний.
Бубнов"
Резолюция: "Будет сообщено нашим агенмором в Париже, почему нет надобности 
Дюменилю беспокоиться. Русин".
И все-таки - "злой умысел"?
Капитан 1-го ранга Октябрь Петрович Бар-Бирюков служил в пятидесятые годы на 
линкоре "Новороссийск", пережившем в той же злосчастной Северной бухте трагедию 
своего предшественника - дредноута "Императрица Мария". Много лет расследовал 
он обстоятельства обеих катастроф. Вот что ему удалось установить по "делу 
"Марии":
"После Великой Отечественной войны исследователями, сумевшими добраться до