е неоднократно проводится мысль, что советское командование добивалось 
исполнения приказов не методом убеждения, не личным авторитетом, не взывая к 
патриотическим чувствам бойцов и командиров, а под прямой угрозой расстрела… У 
читателя может возникнуть впечатление, что у нас не было военно-полевых судов, 
которые судили за те или иные преступления, а существовало самоуправство 
военачальников, которые без всякого суда и следствия расстреливали подчиненных. 
[608] Непонятно, с какой целью А. Чаковский пропагандирует эту ложь? Такая 
пропаганда (!), безусловно, вредна и играет на руку нашим идеологическим 
противникам».
 Замечательно, что Жуков адресовал письмо не писателю Чаковскому, не редакции 
журнала «Знамя», опубликовавшей роман, а секретарю ЦК КПСС И.Н. Демичеву, так 
сказать, сигнализировал. Доставалось от принципиального маршала и 
конкурентам-мемуаристам:
 «Большой недостаток некоторых мемуаров, которые я читал, — ограниченность 
кругозора и командующих армиями, и командующих фронтами (которая не мешала им 
армиями и фронтами командовать. — Авт.) …»
 Жуков добился своего: его «канонизировали», а на «Воспоминания и размышления» 
вполне серьезно стали ссылаться как на исторический документ.
 За всеми этими хлопотами не нашлось только времени, чтобы сосчитать павших. 
Видимо, не было заинтересованности. Иначе как-то блекнут лавры на челе «великих 
полководцев».


* * *

 Подведем итоги «учебы».
 Безвозвратные потери Красной Армии в 1942 году, согласно авторам книги «Гриф 
секретности снят», составили 3258216 человек. Генерал Д. Волкогонов оценивал их 
в полтора раза выше — 5888235 бойцов и офицеров. Однако и эта цифра многими 
современными историками считается заниженной. По их мнению, речь может идти о 
не менее чем 7,15 млн убитыми, пленными, умершими от ран и болезней. Немецкая 
армия в 1942 году потеряла на Восточном фронте около 519 тыс. человек. То есть, 
повышая свое военное образование, наши полководцы за одного убитого немецкого 
солдата укладывали 13 советских. В следующем, 1943 году, — «всего» 10! Заметный 
прогресс!
 Неизлечимыми пороками советской военной машины как детища тоталитарной 
политической системы являлись презрение к человеческой жизни (помните В.В. 
Маяковского: [609] «Единица — вздор, единица — ноль… Единица! Кому она 
нужна?!»), а также жесткая централизация власти, лишавшая командиров на 
передовой всякой инициативы. Командармы, командиры дивизий и полков являлись 
только «шестеренками», передаточными звеньями между штабом фронта и передовой. 
От них лишь требовалось гнать войска вперед или «стоять насмерть» в зависимости 
от руководящих указаний вышестоящих инстанций. «Всякая инициатива должна быть 
наказана», — еще один незабвенный лозунг Советской Армии. Это приводило к тому, 
что товарищу Сталину приходилось самолично внедрять «новые технологии» в войска,
 сочинять для них инструкции и даже «разрешать» в отдельных вопросах проявлять 
инициативу:
 «При проведении наступательных операций командование фронтов и армий иногда 
смотрят на установленные для них разграничительные линии как на забор и как на 
перегородку, которые не могут нарушаться, хотя бы этого требовали интересы дела 
и меняющаяся входе операции обстановка.
 В результате наши армии при наступлении идут вперед прямо перед собой, в 
пределах своих разграничительных линий, не обращая внимания на своих соседей, 
без маневра, который вызывается обстановкой, без помощи друг друга и тем 
облегчают маневр противнику и предоставляют ему возможности бить нас по частям. 
Ставка разъясняет, что разграничительные линии определяют лишь ответственность 
командиров за определенный участок или полосу местности, в которых выполняется 
ими полученная боевая задача, но их нельзя рассматривать как неизменные и 
непереходимые перегородки для армий…
 Ставка Верховного Главнокомандования, разъясняя это, разрешает и предоставляет 
право командующим фронтами менять в ходе операций разграничительные линии между 
армиями фронта, менять направление удара отдельных армий в зависимости от 
обстановки». [610]
 Отметим слово «разрешает» — стало быть раньше, т. е. до осени 1942 года, не 
разрешала. Да и теперь право действовать сообразно меняющейся обстановке было 
предоставлено только командующим фронтами, которые лично ставили задачи каждой 
дивизии и бригаде и любую инициативу подчиненных воспринимали как 
посягательство на свою власть.
 Примеров тому бесконечное множество.
 «В полосе нашей армии, — вспоминает генерал Жадов, — выдвигались две дивизии, 
каждая по 12-13 тысяч личного состава, для проведения частной армейской 
операции. Обе дивизии почему-то следовали по одной дороге, поэтому растянулись 
в длинную кишку и были отличной целью для вражеской авиации. В это время к нам 
в штаб (дело происходит в полосе 3-й армии Брянского фронта. — Авт.) прибыл 
командующий фронтом генерал-полковник Я.И. Черевиченко. Зная его по довоенной 
службе, я обратился к нему с некоторым укором:
 — Яков Тимофеевич, разве можно так выдвигать дивизии?
 — А кто так спланировал? — спросил он.
 — Дивизии выдвигаются по плану фронта, — ответил я.
 — Немедленно перепланируйте их выдвижение так, как это нужно в соответствии с 
интересами армии, — приказал Черевиченко.
 Начальник оперативного отдела А.В. Владимирский со своими помощниками и 
начальниками родов войск и служб быстро переработал план выдвижения дивизий. Мы 
изыскали возможность обеспечить каждую из них двумя дорогами. Командирам 
дивизий были отданы соответствующие распоряжения (в интересах дела). О 
произведенных изменениях