нованием 
«Блюхер-II» провести силами двух румынских дивизий — 19-й пехотной и 3-й горной.
 Позже к операции решили подключить и 46-ю немецкую пехотную дивизию, которая 
имела приказ высадиться на Таманский полуостров, обеспечить высадку румынских 
дивизий, после чего возвратиться в Крым. Операцию намечалось осуществить 10 
августа. Однако этот срок пришлось перенести сначала на 15 августа, а затем на 
1 сентября.
 Изоляция советских частей на Таманском полуострове вынудила приступить к 
выводу кораблей Азовской флотилии в Черное море. Прорыв судов через Керченский 
пролив протекал в очень тяжелых условиях. [402] Пролив был сильно минирован, 
простреливался немецкой артиллерией и подвергался воздействию авиации. С 3 по 
29 августа из 217 судов, направленных в Черное море, при прорыве через пролив 
погибли 107 катеров и вооруженных сейнеров. Кроме того, 14 кораблей были 
взорваны в азовских базах из-за невозможности вывести их в море.
 В ночь на 2 сентября войска 46-й немецкой пехотной дивизии и 3-й румынской 
горной дивизии начали форсирование Керченского пролива. Высадке пытались 
противодействовать береговая артиллерия, подразделения морской пехоты и авиация 
Черноморского флота. Вышедшие из Новороссийска в южную часть Керченского 
пролива торпедные катера не нашли десантные суда, так как противник действовал 
в северной части пролива.
 К 5 сентября советские части на катерах, тральщиках и сейнерах покинули 
Таманский полуостров, в Новороссийск и Геленджик было вывезено около 6000 
человек, которые включились в боевые порядки защитников Новороссийска.


* * *

 Действия Черноморского флота в ходе войны по ряду объективных и субъективных 
причин оцениваются в целом как малоэффективные. Большую роль, конечно, сыграло 
поражение советских войск на суше. Флот лишился своих основных баз и вынужден 
был использовать кавказские порты Туапсе, Поти и Батуми, не оборудованные для 
стоянки и обеспечения военных кораблей. Негативную роль сыграло и то 
обстоятельство, что, обладая количественным превосходством, советская авиация 
уступила противнику господство в воздухе, а флотское руководство оказалась не 
готовым к решению задач оборонительной войны. Например, умели выставлять минные 
заграждения, но не умели их преодолевать и грамотно маневрировать; готовились 
громить конвои врага, но не отрабатывали охрану собственных. 
Неудовлетворительной являлась организация ПВО, управления, ведение разведки, 
взаимодействие с авиацией.
 Кроме того, на протяжении всей советской истории отношение к военно-морскому 
флоту со стороны руководителей государства было дилетантским, а со стороны 
высшего военного руководства — пренебрежительным. Перед войной на флот не 
жалели денег, но о том, что с ним делать, имели слабое представление. Как 
вспоминает Адмирал Флота Советского Союза Н.Г. Кузнецов, «непонимание» морского 
дела происходило на фоне хорошего отношения к флоту в целом». При этом
 «в Генеральном штабе не было ни одного флотского представителя, который мог бы 
что-либо грамотно посоветовать по морским вопросам, а меня (народного комиссара 
Военно-Морского Флота СССР! — Авт.) и Главный морской штаб никто не спрашивал…
 …если в бытность Сталина все основные вопросы решались только по его указаниям,
 то флотские как-то особенно замкнулись на него, и не было ни одного 
руководителя, который бы взялся за их решение… Причины заключались в том, что 
флот очень дорог и вопросы его сложные. Нужно было в них детально разбираться, 
чтобы сознательно принимать решения, а для этого ни желания, ни времени не было.
 Решения Сталина по флоту никогда нельзя было предугадать, как и трудно угадать 
правильное решение, и поэтому часто получалась неприятность… уже в начале 
работы в Москве я, разбираясь с военно-морскими вопросами, обнаружил, что меня 
стали озадачивать некоторые его решения. Так, выслушав мой доклад, в котором я 
убедительно доказывал большое значение зенитного вооружения для современных 
кораблей, Сталин заявил, что «драться около Америки мы не собираемся», и отверг 
мои предложения. Зная, что от самолетов можно потонуть и в 1000 км от своих 
берегов, и в каких-нибудь 50 км, и в базах, я не мог признать правильными 
рассуждения «великого вождя»… С огорчением приходил к выводу, что Сталин не 
желает вникать во флотские вопросы и поэтому принимает неправильные решения… 
[404]
 Анализируя все это длительное время работы в Москве, я пришел к глубокому 
убеждению, что Сталин, будучи сторонником флота, рассчитывал на него опираться 
в решении политических задач, но к решению задач по созданию флота практически 
он подходил неправильно и не всегда грамотно».
 В итоге «флоты мы всячески готовили к войне, но эти приготовления не 
нацеливали на конкретные задачи, а без этого это еще не подготовка. Научить 
корабли драться безотносительно к противнику («красные» начинают и выигрывают.
 — Авт.) — это важно, но далеко еще не все», а при планировании операций, даже 
десантных (!), «флотским вопросам не придавалось большого значения и с моряками 
не только не советовались, но они даже не инфрмировались как следует».
 В 1941 году на Черноморском театре военных действий у советского флота не было 
реальных противников, румынские корабли у наших берегов не появлялись. В мае — 
июне 1942 года немцы и итальянцы перебросили в Крым дюжину торпедных катеров и 
шесть карликовых подлодок прибрежного действия. Осенью 1943 года появились 6 
немецких сумбарин второй серии, доставленных из Кильской бухты. Основным же 
боевым средством германского флота на Черном море стали быстроходные десантные 
баржи и самоходные паромы, вооруженные артустановками, бомбосбрасывателями и 
вы