|
бомбежку наших позиций, укреплений, портов и города. И никакого переднего края
и самого Севастополя не было уже видно. Все скрылось в густой белесо-желтой
пыли и в дыму.
Несколько часов вокруг гудело, выло и грохотало. Отразить массированные, волна
за волной налеты авиации на Севастополь не было никакой возможности– не хватало
ни истребителей, ни зенитных орудий. Потом огонь ослаб, и немцы двинули в
наступление танки и пехоту.
Таких боев еще не видывала история.
Яростно, молча дрались люди за каждый дом, камень, улицу.
И снова – «зет». Прикрывая посадку «илов», «якам» пришлось отгонять от
Херсонесского маяка «мессеров». «Зет» снова, как и в первый раз, свалился с
большой высоты и сбил И-16 на выравнивании при посадке. После атаки удрал под
надежной охраной.
Вечером мы говорили, главным образом, о третьем штурме, о тактике летчиков
эскадрильи в воздушных боях с во много раз численно превосходящим противником,
об организации взлета и посадки при усилившейся артиллерийской и авиационной
бомбардировке аэродрома. Разговор о «зет» шел особый. Летчиков интересовал не
сам факт его появления, а его прием.
– Говорят, клин клином вышибают, – задумчиво протянул Константин Алексеев.
Это было как приглашение к разговору. Но его не продолжили – все уставились на
Костю: начал, мол, так договаривай.
– Я его своим старым способом подловлю…
Но подловить «зета» Алексееву не удалось. Во второй день его сбили. В паре с
Катровым он вел затяжной бой с шестеркой «мессершмиттов», пытавшейся прорваться
к нашим штурмовикам. Тут главное было не сбивать, а сковывать инициативу
противника. А Катров не выдержал – погнался за оказавшимся впереди него
«мессером». Немцы этого только и ждали. Пара Me-109 устремилась в атаку на
Костю. Алексеев попытался их отсечь, но его зажали с разных сторон две других
машины и подожгли. Это спасло Катрова, а Костя Алексеев с обожженной и раненой
ногой лежал теперь в лазарете 35-й батареи и дожидался вместе с другими
ранеными эвакуации.
– Жаль, глупо получилось, – горевал Алексеев. – В эскадрилье так мало осталось
летчиков – и на тебе.
– Глядишь, еще бы нескольких сшибли, – сочувственно сказала медсестра.
За год войны вряд ли у какого истребителя был такой счет, как у Алексеева.
Сбил он к тому времени одиннадцать вражеских самолетов лично и шесть в паре с
другими летчиками. В черноморской авиации он был первым.
Мне проклятый «зет» тоже не давался.
Ермаченков мне сочувствовал:
– Сегодня не догнал, завтра догонишь. Заберись еще выше, тысяч на пять. И
увидишь его раньше, чем он тебя. Может это сам фон Рихтгофен балуется. Понял? А
теперь отойдем, потолковать надо.
– Что ты скажешь, Авдеев, если я подброшу тебе с Кавказа стреляных ребят?
– Скажу, Василий Васильевич, что никакого пополнения присылать не нужно.
Напрасные жертвы. Целой эскадрильи вместе с командованием хватило всего на два
дня.
– Если я тебя правильно понял, ты предлагаешь воевать остатками до последнего
самолета.
– Не знаю, товарищ генерал, вам виднее.
– М-да, – Ермаченков потер кулаком свой подбородок. – Задачу ты мне задал. Но
без истребительной авиации… Нет. Можно б, конечно, по всем частям собрать самых
опытных, тех, кто в Одессе или под Перекопом воевали и выписались после ранений
из госпиталей, но это долгая песня. Придется вызвать сюда эскадрилью капитана
Нихамина. Он подлечился, отдохнул. На Херсонесе бывал – привыкать ему не
придется. А то скучает в Анапе.
В три часа ночи меня растолкал дежурный телефонист.
– Вас к телефону. Командующий.
У меня оборвалось все внутри. Зачем в такую рань?
– Гвардии капитан Авдеев у телефона. Здравствуйте, товарищ генерал.
– У тебя коньяк есть? – спросил Ермаченков.
– Какой коньяк? – недоуменно пролепетал я. Сначала даже подумал, что это
Губрий разыгрывает.
– Коньяк, который пьют! – Нет, это голос генерала. – Ну пять, три звездочки? А
водка? И даже шампанского нет? Какой же ты герой после этого, – рассмеялся
Василий Васильевич. Меня бросило в жар. – От всей души поздравляю тебя с
высоким званием Героя Советского Союза! Только сейчас сообщили из Москвы, что
час назад подписан Указ… Тебе и Алексееву присвоено звание Героев Советского
Союза.
Трубка заглохла и я понял, что командующего на проводе уже нет. А когда поднял
глаза, увидел при свете коптилки выжидающе улыбающегося батьку Ныча…
Говорят, что если везет, то подряд.
На другой день мне удалось встретиться с «зетом».
Уже наступал вечер.
Идя от Севастополя, я неожиданно увидел над нашим аэродромом ненавистный рыжий
фюзеляж.
Я молил всех богов, чтобы не отказал мотор и оружие, не упала скорость, ничего
не случилось.
Дело здесь не в личных качествах и свойствах: «зет» стал моим кошмаром, моей
навязчивой идеей, символом всего, что я люто ненавидел.
Только бы не упустить, не спугнуть раньше времени! – Стремительно набираю
|
|