Ныч пошел с сержантом Бугаевым выяснить, когда отчалит «Львов», будут ли 
сопровождать его катера или подводные лодки. Вернувшись, попал к началу 
какого-то митинга на верхней палубе. Оратор, летчик-богатырь говорил, 
взобравшись на бочку.
 – Товарищи! За нашу великую Родину сражались выдающиеся русские полководцы 
Александр Невский и Александр Суворов. За твердыню Черноморского флота, за 
прекрасный город Севастополь отдал свою жизнь адмирал Нахимов. Красные моряки 
устанавливали в нем Советскую власть. Не пожалеем и мы своих жизней, а отстоим 
родной Севастополь…
 … Сильно штормило. Пассажиров «Львова» укачало. Особенно мучились те, кто 
редко бывал на море. На ногах стояли только Ныч и Бугаев. У турецких вод с 
наступлением темноты теплоход взял курс на Севастополь. От качки начала 
изнемогать команда. Бугаев ушел помогать в кочегарку, как бывало юнгой на 
«Челюскине». Ныч стоял на капитанском мостике.
 К утру море немного успокоилось. Облака поднялись, местами в разрывах голубело 
небо. Вскоре увидели полоску берега. Из-за тучки вывалился немецкий 
гидросамолет, поспешно сбросил торпеды и снова скрылся. Торпеды в теплоход не 
попали. Откуда-то появился наш истребитель Миг-3. Люди, наблюдая за самолетом, 
переговаривались. Более получаса вертелся он впереди – то уходил в облака, то 
неожиданно выскакивал оттуда, снижался, кружил над серыми волнами. Потом на 
смену Миг-3 пришла пара Як-1. На самом краю Херсонесского мыса показался маяк. 
Вправо от него в сторону Балаклавы – рыжий обрыв берега. – Вот он, товарищ 
комиссар, наш дом родной, – сказал Бугаев, глядя на маяк. Он только что вылез 
на ветерок из кочегарки, раскрасневшийся, глаза от жары и бессонной ночи 
сузились.
 В Севастополь прибыли благополучно, а разгружаться на Угольной пристани 
пришлось под бомбежкой. Но все остались целы. «Юнкерсы» налетали дважды и оба 
раза наши истребители и зенитки заставляли их сбрасывать бомбы куда попало.
 Ныч собрал своих подопечных. После такого путешествия сделал перекличку. 
Летчики, механики, мотористы и оружейники – все были налицо. Когда пришли 
автомашины, Ныч отдал Бугаеву свой чемоданчик, назначил Шилкина старшим группы 
и отправил всех на Херсонесский аэродром в распоряжение полковника Юмашева, а 
сам уехал в штаб ВВС. В штабе майор Савицкий показал Нычу на дверь командующего.
 – Велел доложить ему лично, – сказал он.
 Накануне генерал Остряков, закончив дела в Новороссийске, побывал на 
нескольких аэродромах Кавказского побережья, а сегодня утром прилетел с 
Наумовым в Севастополь. Стоянки их самолетов на Херсонесском аэродроме были 
рядом со стоянками 5-й эскадрильи.
 Остряков и Наумов зашли в штабную землянку. Их встретил лейтенант Мажерыкин. 
Из-за стола/сколоченного из ящиков, вскочил краснофлотец. Я в это время был в 
воздухе. Патрулировал над главной базой.
 – Передайте командиру, – сказал Остряков, – сегодня прибудет к вам пополнение 
и комиссар.
 И вот он, затянутый в реглан, батько Ныч, стоит у порога его кабинета, 
рапортует о прибытии теплоходом «Львов» того самого пополнения, которое так 
ждут и штурмовики, и бомбардировщики, и истребители.
 Остряков вышел из-за стола, подошел к Нычу и протянул ему руку.
 – Рад снова видеть тебя, Иван Константинович, на земле севастопольской.
 Он усадил Ныча в кресло, пододвинул поближе стул и сел напротив.
 – Вижу вымотало тебя в дороге, отдохни минутку, задерживать не стану, 
заговорил Остряков. – Скажи, Иван Константинович, как лучше всего освободить 
сейчас командира эскадрильи от наземных хлопот?
 – Думаю, товарищ командующий, эти хлопоты можно целиком переложить на 
нелетающих комиссаров и адъютантов эскадрильи.
 – Верно думаешь. А если комиссар – летчик, справится один адъютант?
 – Какой адъютант, а вообще адъютанту такая тяжесть не под силу, сказал Ныч. – 
Ему, как начальнику штаба эскадрильи, нужно бы иметь в таком случае писаря и 
помощника по хозяйственной части. Ну, вроде старшины подразделения. По штату 
таких единиц нет, но их можно всегда подобрать из сержантов – механиков или 
оружейников.
 – Правильно, Батько, – поддержал Остряков. – А так как ваша эскадрилья 
является здесь основной боевой единицей на скоростных истребителях, то, хоть и 
не летаешь ты, Иван Константинович, а писарем и старшиной придется обзавестись. 
Людей у вас прибавится, а самолетов мало. И не потому, что невозможно каждому 
летчику дать свой самолет. Просто ставить эти самолеты негде На одном 
истребителе будут летать два, а то и три летчика. Механикам придется работать 
посменно. По сути ваша эскадрилья – это половина полка. Теперь скажи, в чем 
нуждаетесь.
 – Без нужды не живем, товарищ генерал. Но сказать пока ничего не могу.
 Ныч наморщил лоб. Убийственно хотелось спать, никак не мог сосредоточиться, от 
этого ему неудобно было перед командующим.
 Остряков с любопытством выжидал, смотрел на Ныча. Он умел ждать, пока 
собеседник соберется с мыслями.
 – Что ж, скажешь потом. На аэродроме я бываю часто, увидимся. Никаких задач 
для эскадрильи разъяснять тебе не буду. Ты сам их прекрасно знаешь и разъяснишь 
любому. Еще не обедал? Сходи в нашу столовую, подкрепись. Да отоспись с дороги.
 Остряков проводил батьку Ныча до дверей, сказал на прощанье несколько душевных 
слов и не сошел с места, пока за Нычем не закрылась дверь. Так Батько появился 
у нас на Херсонесе.
 Ранние холода добрались и до Крыма. Аэродром продувало со всех сторон. Ветер