(что не мешало, однако, не отставать от других в винно-водочном интересе), не 
проявил инициативы проводить девушек. Эту миссию взял на себя другой Жора - 
Сергеев, молчаливый, надежный. Он и проводил девчат до шоссе, остановил 
попутную машину, которая как раз шла в Седлец, куда и нужно было добраться 
девчонкам. 

Между прочим, уже в 1984 году Жора Ражев, которого в числе многих своих 
фронтовых друзей я разыскал, написал нам с Ритой в первом же письме: 

"Дорогие Саша и Рита! Большое вам спасибо за то, что умеете добиваться 
поставленной цели и разыскали так много фронтовых друзей. 

Да, это я, Жора Ражев, бывший твой, Саша, комвзвода в 

8 ОШБ! Вас, конечно же, хорошо, даже отлично помню. И твою перевязанную голову 
после ранения на Одере, а также кобуру с пистолетом, свисавшую почти до колен - 
только у тебя одного во всем батальоне! А Риту - по той польской избушке, в 
которой вы стали близкими. Конечно, помню также бегство моей знакомой..." 

С Жорой Ражевым приключались и другие истории, связанные и с любовью к "слабому 
полу", и со слабостью к спиртному. Такой уж он был у нас "особенный". 

А что касается "кобуры, свисавшей почти до колен", то все мы, и не только 
молодые, были немного франтоватыми, модничали, как могли и как нам дозволялось 
и обстановкой, и начальством. Пистолет тогда я носил по совету некоторых 
моряков-штрафников "по-флотски" и был убежден, что так удобнее и в бою. 

Даже наш казавшийся всем нам тогда пожилым, комбат Батурин и его сравнительно 
молодой замполит Казаков тоже "модничали": вместо шапок-ушанок носили "кубанки" 
с красным, "генеральским", верхом. 

Ну, и мы, молодые, глядя на них, почти поголовно перешли на "кубанки", благо 
для их пошива находились и умельцы из штрафников, и материал. 

А между тем "свадебный пир" наш закончился. Все быстро разошлись, стремясь 
поскорее оставить молодых наедине. Пока мы веселились, Николай уже приготовил 
нам "супружеское ложе", искренне считая, как и многие мои друзья-офицеры, что 
мы фактически уже давно муж и жена. А я был в полной уверенности, что не первый 
мужчина в ее жизни (ведь, с ее слов, у нее уже был ребенок), но зато стану 
сегодня новым, настоящим ее мужем. Каково же было мое потрясение, когда я понял,
 что не было у нее ни замужества, ни ребенка! 

И будто в ознаменование этого счастливого события в нашей жизни новый 
командующий фронтом маршал Жуков, только что сменивший маршала Рокоссовского, 
18 декабря подписал приказ о присвоении мне воинского звания "капитан". А мне 
только месяц тому назад исполнился 21 год. Но день 14 декабря 1944 года стал 
праздником образования нашей семьи, которой предстояло счастливо 
просуществовать ровно 52 года. День в день. Случилось так, что именно 14 
декабря, но уже 1996 года, после трех инфарктов моей Риты не стало. У нас уже 
было два сына, четверо внучат и прелестная правнучка... 

Война догнала мою боевую подругу, фронтовую сестру Великой Отечественной уже 
спустя более 50 лет после Победы, как догнала она и многих моих фронтовых 
друзей. К тому времени мы потеряли более десяти из разысканных мною однополчан. 


А тогда, в 44-м, Победа была еще впереди, и никто на фронте не знал, доживет ли 
до нее, хотя надеялись на это все. В де

кабре 1944 года еще впереди были и скованная льдом Висла, 

и польская столица Варшава, и вся зависленская Польша. Еще далеко было до 
форсирования Одера и битвы за Берлин. И вот тогда, сразу после нашей фронтовой 
свадьбы я написал Рите 

почти пророческие стихи: 

Не волнуйся, дорогая! 

Нас ничто не разлучит с тобой. 

И весной, в начале мая, 

Прогремит Салют Победы над Землей! 

Как мне потом было радостно, что День Великой Победы пришел именно весной, и 
именно в начале мая! 

Но это все было потом. А тогда, утром 15 декабря, Рита засобиралась в свой 
самодеятельный ансамбль. Волновалась, что ее, ведущей солистки, отсутствие