кусочка металла распределилась по стальной массе моего ППШ. Понятно, что если 
бы автомат оставался на прежнем месте, то не углубление в его стальном теле, а 
солидная дырка в моем была бы обеспечена. А так отделался я большим синяком 
поперек всей груди. 

Что ж, на войне как на войне. Кому-то везет, а кому-то нет. Феде Усманову здесь 
пробило грудную клетку навылет. Ранение тяжелое. Как считать, повезло ему или 
нет? Могло и убить, как других. Лечился он долго, но после госпиталей вернулся 
в батальон. Многие в таких случаях не возвращались, кому не хотелось делить 
судьбу со штрафниками. И понять их можно, никаких осуждений решившихся на это у 
нас не было. 

Везение на войне вещь важная. Ведь это счастье, ничем и никем не планируемое и 
не обеспечиваемое ни знаниями, ни умением, ни опытом. Скорее, это то, что мы 
называем судьбой. Вот везет или не везет - и все тут. И ничего больше. 

А с минами мне и моим подчиненным пришлось очень близко столкнуться в еще более 
драматической ситуации. Но об этом в свое время. 

Потеряли мы здесь многих. Большинство - убитыми и умершими вскоре от полученных 
ранений. Коварство этих "шпринг-мин" еще и в том, что, разрываясь на такой 
высоте, они больше всего поражают область живота. А это, как правило, ранения 
смертельные. Конечно, если в течение короткого времени не сделана радикальная 
хирургическая операция, что в боевых условиях практически невозможно. 

Многое я повидал на войне. И многое, естественно, впервые. Теперь вот впервые 
видел сразу столько убитых и раненых от одного взрыва даже не многотонной бомбы,
 а только одной мины. Это страшно. К этому даже на войне привыкнуть нельзя. 

Оставили мы тогда с ранеными небольшую группу бойцов, в основном легко раненных.
 Командир роты по радио доложил в штаб батальона о потерях и о месте, куда 
нужно прислать медпомощь и средства для транспортировки раненых. Наспех 
захоронили убитых и так же наспех обозначили, кто зарыт в братской могиле. 

Нам нужно было двигаться дальше. 

Здесь я отступлю немного от хронологии тех событий и отмечу, насколько важно 
определиться по карте, сориентировав ее верно на местности, чтобы место 
захоронения было правильно указано в извещении родственникам. 

И вот почему я останавливаюсь на этом. 

Лет через 25 после Победы военная служба занесла меня на левобережную Украину, 
в Харьков. И я решил найти могилу моего старшего брата, погибшего в 1943 году 
на территории Запорожской области. 

В "похоронке", полученной тогда нашей матерью, было сказано, что захоронен он 
"на северной окраине хутора Шевченко Шевченковского района Запорожской области".
 

Казалось, что проще: бери карту и вперед! Но не тут-то было. Такого района в 
этой области не оказалось. По справкам, наведенным в облвоенкомате, такого 
района в Запорожской области вообще никогда не было. А хуторов Шевченко в 
области насчитывается не то 9, не то 11, а сколько их было до войны, еще нужно 
уточнять. 

Скольких трудов и времени мне и облвоенкомату понадобилось, чтобы с помощью 
архива Министерства обороны СССР по датам прохождения с боями той воинской 
части, которая прислала "похоронку", выяснить, в каком из хуторов с этим 
названием она вела бои в день гибели брата, а потом установить, в какую 
братскую могилу и откуда уже после войны сносили останки погибших воинов. 
Только спустя многие месяцы напряженной переписки мне удалось, наконец, 
положить цветы и припасть к земле, укрывшей навечно моего старшего брата, 
служившего мне идеалом человека. 

А ведь и сейчас, спустя почти 60 лет после войны, многие потомки погибших не 
могут найти могилы героев, чтобы поклониться их праху. 

Ну, а тогда рота, теперь практически уже в двухвзводном составе, двинулась 
дальше выполнять поставленную задачу. Уже на закате нас обстрелял противник. 
Огонь велся со стороны березовой рощи, получившей у нас из-за ее очертаний на 
карте название "Квадратная". 

Мы находились на западной окраине какого-то села. Расстояние до рощи было 
приличным, и многие надеялись, что пули нас не достанут, и не очень-то 
беспокоились об укрытии или маскировке. 

Однако вдруг в роще заговорил немецкий крупнокалиберный пулемет, и стоявший у 
стены какого-то деревянного сарая рядом со мной высокого роста штрафник вдруг 
медленно стал оседать вниз, сраженный этой очередью, едва не задевшей также