1. Скомпрометировать меня в глазах германских властей, распространяя лживую 
информацию в российской и зарубежной коммунистической прессе (например, они 
утверждали, что я был причастен к убийству Ратенау — «Красное знамя», № 307а от 
10 июля 1922 г.). Публикуя различные книги и памфлеты (например, книга 
«Секретный агент», в которой говорилось, что я работаю на Врангеля против 
коммунистов и Германии), донося на меня в полицию и в суд. Например, когда 
Михаил Гольцман вел против меня судебное дело, он делал в прокуратуре Берлина 
заявления по поводу моей преступной карьеры и вызывал различных свидетелей, 
которые в России были обвинены в государственной измене (в том числе X.).

2. Письма с угрозами и требованием покинуть пределы Германии, «если вам дорога 
жизнь».

3. Разоблачения в русских эмигрантских кругах при помощи агентов-провокаторов, 
в которые были вовлечены не только штатные агенты ГПУ, но и ничего не 
подозревающие противники большевиков.

4. Попытки продать мне информацию, которая впоследствии скомпрометировала бы 
меня.

5. Выведывание моих источников информации и выяснение моих планов 
агентами-провокаторами.

6. Организация ограблений и краж.

Буржуазная пресса в значительной степени способствовала их действиям, используя 
информацию, исходящую от враждебно настроенных людей, которые хотели свести со 
мной счеты. В частности, некоему Владимиру Гарвицу удалось опубликовать большое 
количество подобного рода информации, почерпнутой из советских источников, 
прежде чем выяснилось, что он сам ее сфабриковал.

Во время первого слушания дела Книккербокера мне задали вопрос, правда ли, что 
я был монахом в Америке и бежал из этой страны, чтобы вступить в Иностранный 
легион.

А еще раньше ходили слухи о том, что мое настоящее имя — Янкель, что я барон, 
что я никогда не был судебным следователем, и много другой подобной чепухи. 
Даже те чиновники, которые были знакомы со мной и моей деятельностью на 
протяжении многих лет, поверили этим сообщениям.

В правительственных кругах Германии часто приходилось сталкиваться с любопытной 
точкой зрения, что большевики всегда говорят правду, тогда как эмигранты просто 
«клевещут на них, одержимые ненавистью и жаждой мести».

Один высокопоставленный германский сановник назвал все утверждения о том, что в 
Советском Союзе царит «красный террор», «эмигрантскими фантазиями». Он 
недоумевал, почему люди, бежавшие из России, не возвращаются домой — ведь 
страсти уже улеглись, и страданиям пришел конец. Другой правительственный 
чиновник, который раньше часто имел дело с большевиками, никак не мог поверить, 
что находящиеся в эмиграции судьи и государственные обвинители не получают от 
Советского Союза пенсий.

Чичерин тщетно старался всеми правдами и неправдами добиться моего выдворения 
из Германии, но Министерству иностранных дел было прекрасно известно, что моя 
деятельность направлена только против большевизма, а не против Германии.

После большевистской революции все русские, независимо от их партийной 
принадлежности, разделились на два лагеря — за и против большевизма. Как бывший 
судья, я был обязан, не говоря уже о политических и моральных соображениях, 
связать свою судьбу с теми, кто был против.

Ни один класс не подвергся столь безжалостному истреблению, как служащие 
судебных органов. Первой жертвой революции пал петроградский судебный 
следователь. Около девяноста процентов судебных чиновников старой России умерли 
в тюрьмах или от голода.

В Екатеринбурге всем судьям и государственным обвинителям отрезали языки и уши, 
после чего несчастных несколько часов волоком тащили по всему городу, а затем 
убили.

В то время как одни антибольшевистски настроенные эмигранты, раздраженные тем, 
что иностранные державы позволили Советам идти их собственным путем, решили 
молчать, чтобы Западная Европа могла на себе испытать все прелести большевизма, 
другие считали своим долгом предупредить Европу об огромной опасности. Я 
относился к числу последних. Было просто необходимо раскрыть глаза всем тем, 
кто не знал о деяниях большевиков, их системе, их разветвленной агентурной сети 
за границей, способах и методах обмана и провокациях.

Еще в Добровольческой армии я понял, что только Германия может помочь России, и 
трудился день и ночь, чтобы сблизить германские и русские антибольшевистские