МОСКВА КОНТРОЛИРУЕТ ПОЧТУ ЕВРОПЫ


В последнее время в европейской и американской прессе часто обсуждались 
таинственные путешествия, совершаемые некоторыми письмами, и задержки с их 
доставкой. Русский писатель Александр Амфитеатров официально заявил, что его 
адресаты из Финляндии, Польши и Чехии часто жалуются на непонятные задержки 
корреспонденции. Одно письмо пришло с недельным опозданием, другое, по-видимому,
 вскрывали, а третье — и вовсе пропало. Недавно исчезло важное заказное письмо, 
отправленное 6 июня из Италии в Варшаву. Почтовые ведомства обеих стран заявили 
о своей непричастности: из Италии письмо было отправлено обычным путем, а в 
Польше его не получили. Следовательно, письмо, должно быть, пропало в пути.

Примечательно то, что письма и почтовые открытки безобидного содержания всегда 
доставлялись вовремя. Пропадали в пути или приходили с опозданием лишь те 
письма, в которых содержалась информация политического характера, особенно 
когда русские политические деятели писали о большевизме, фашизме или 
деятельности коммунистов. Иногда задержка достигала двух месяцев.

17 августа 1927 года газета «Руль» поместила фотографию конверта, отправленного 
из Ниццы в Берлин и каким-то необъяснимым образом оказавшегося в Москве. На 
обратной стороне конверта стоял штемпель «Москва, I, отдел пересылки 
корреспонденции № 4» и печать «Получено в Москве из-за границы в поврежденном 
состоянии».

Амфитеатров получил от профессора из Гельсингфорса конверт своего собственного 
письма. Судя по штемпелям, письмо шло из итальянского города Леванто до 
Гельсингфорса целых две недели и за это время успело побывать в Терриоки.

Москве и Ленинграде. На ленинградских штемпелях стояли даты 9 и 10 июля. Все 
это доказывало, что данное письмо побывало в отделе пересылки корреспонденции № 
1, то есть в отделе ГПУ, который занимается перлюстрацией подозрительной 
корреспонденции.

Совершенно очевидно, что письма, попавшие в руки ГПУ, лежат там дни, недели и 
даже месяцы. Их тщательно прочитывают, снимают копии и хранят в архиве. Но 
каким образом письмо, отправленное из одной европейской страны в другую, — 
причем обе эти страны абсолютно независимы от Советской России — может 
оказаться в российском «черном кабинете»?

В Центральной Европе существуют таинственные силы, которые отправляют письма с 
четко указанными на них адресами в совершенно ином направлении, и письма 
каким-то образом попадают в Ленинград и Москву. Где же, я вас спрашиваю, 
находятся тайные агенты ИНО, которые приводят в действие этот механизм?

Как заявил Сольц, один из основателей советской судебной системы, в Москве 
считается «буржуазным предрассудком» не читать чужие письма. Большевистское 
телеграфное агентство не менее откровенно заявило, что в Москве не существует 
никакой тайны переписки, и в январе 1928 года опубликовало содержание писем 
господина Гревеница из Гельсингфорса господину Жиеру, жившему в Париже.

До этого случая полиция Западной Европы не проявляла большого интереса к этим 
таинственным событиям, и поэтому загадка осталась неразгаданной.




ИЗ МОЕЙ СОВЕТСКОЙ «КАРТИННОЙ» ГАЛЕРЕИ


За время моей карьеры в Ленинграде и в Москве я имел возможность близко 
наблюдать почти всех крупных руководителей. Некоторые из них произвели на меня 
особое впечатление. Вот их портреты, какими я их вижу до сих пор.

Карл Бегге — латыш, настоящая фамилия Карл Лил-Верде, был членом партии 
социалистов-революционеров, в 1907 году сослан в Архангельск, в 1911 году 
помилован и отправлен в Керенс. Вошел в состав первой коллегии ЧК в 1918 году, 
а позднее — в состав малого Совнаркома. В качестве торгового представителя был 
направлен в Берлин. Само представительство он укомплектовал агентами ГПУ. 
Одновременно сохранил за собой пост члена Президиума Центральной контрольной 
комиссии, члена коллегии ОГПУ и т. д.

Глеб Бокий — преемник Урицкого. Студент Горного института. Проявил 
некомпетентность и был уволен, как и его преемник. Освободившуюся должность 
занял, исключительно благодаря своей звериной жестокости, новоиспеченный 
коммунист Мессинг.