маскировочных костюмах. Мужичок вертит в руках какой-то оптический прибор, 
спрашивает у нас, что это и как можно использовать? Похоже на панорамный 
артиллерийский прицел.

Выходим на улицу. Возле ларька из земли торчит пустой контейнер кассетного 
боеприпаса от РСЗО «Ураган». Неподалеку сожженный грузовик. Он вез продукты.

Подъезжаем к другому дому. Сильные разрушения в радиусе 50–60 метров. Железные 
ворота улетели на соседнюю крышу. В полу одной из комнат торчит металлическая 
труба: еще одна ракета «Урагана», но только с «вакуумной» боеголовкой. Пять 
трупов.

На улице нас дожидается целая делегация. Учитель местной школы хочет показать 
нам свою коллекцию. Едем в микрорайон. Во дворе на скамейке сложены крупные 
осколки авиабомб, остатки мин и снарядов, пустой авиационный конвейер для 
«шариковых» бомб и контейнер кассетного «Урагана». Учитель объясняет, что начал 
собирать их в качестве вещественных доказательств еще в декабре. Теперь бросил, 
потому что уже нет смысла кому-то что-то доказывать. И так все ясно.

Молодой ополченец предлагает посмотреть трупы российских солдат. Пару дней 
назад сюда заехал БМД, видимо выскочивший из боя в район микрорайона «Минутка». 
На углу его подбили из РПГ пацаны 14–15 лет. Экипаж выскочил и тут же был 
расстрелян почти в упор.




Трупы


Меня ведут в сад. Издали замечаю бесформенную темную массу, припорошенную 
снегом. Дворняжка что-то выгрызает. Подходим ближе. Разорванное пополам тело, 
красные обглоданные ребра, синий тельник. Голова запрокинута. Нижняя часть 
туловища валяется неподалеку. Чеченцы, прикрывая рты воротниками курток, 
отходят подальше. В их глазах суеверный ужас. Фотографирую крупным планом лицо 
погибшего, затем снимаю средний и общий планы. Метрах в двадцати еще два трупа. 
Оба лежат на спине, руки запрокинуты за головы. Лицо одного уже обглодано. 
Голова другого укрыта полами пятнистого бушлата. Раздвигаю полы и фотографирую 
опухшее пунцовое лицо с ярко-алыми губами. Похоже на сильный еще прижизненный 
ожог и контузию…

Меня трясет.

– Ребята, вы хотя бы прикопали их…

Ополченец сплевывает:

– Земля мерзлая… Там в трехстах метрах лежат еще два трупа офицеров. Капитана и 
лейтенанта. Эти трое – солдаты. Из Псковской воздушно-десантной дивизии. Их 
документы мы передали в Главный штаб обороны Грозного.

Я прошу проводить меня к офицерам. Однако ополченцы отказываются:

– Туман рассеивается, там небезопасно. Российские войска могут накрыть из 
миномета или садануть из танка. Их позиции недалеко, в километре-полутора.

Чеченец в маскировочном костюме рассказывает, что вчера ночью они совершили 
туда вылазку и потеряли убитыми троих. Одного так и не сумели вытащить. Сегодня 
в три часа ночи они пойдут за телом. Предлагает поучаствовать в операции.

– А вы не пробовали обменяться телами погибших?

– Россияне близко никого не подпускают.

– А если я пойду к ним с белым флагом?

– Как только они разглядят в бинокль твою азиатскую внешность, сразу же врежут. 
Пожалей нас, ведь случись что, нам тебя и вытаскивать, – расхохотались бойцы. 
Потом уже серьезно:

– Лучше тебе действовать через Назрань. Предупреди их командование, пусть 
подъезжают с белым флагом и забирают трупы. Мы согласны обменять их: пять 
российских на одного своего. Готовы даже за тело нашего бойца отдать пленного.

Со стороны российского поста гулко ударила артиллерия. Снаряды проходят над 
головами и взрываются в селе, где мы только что были. Мы заторопились обратно. 
На своей ладони замечаю кровоточащую царапину, видимо поранился о коллекцию 
школьного учителя. А ведь после этого я еще возился с трупами. Как бы не 
занести инфекцию. Обычно свои ранки я зализываю языком, но сейчас не тот случай.