уляции и что исход боевых действий в Западной Европе, 
несмотря на установившееся господство Германии на сухопутном фронте, еще не 
предрешен.

Мы с Михеевым доложили о нашем участии на совещании в Разведупре Меркулову. 
Позже я узнал от Михеева, что военные продолжают обсуждать вопрос о 
стратегическом развертывании наших вооруженных сил на Западе и на Дальнем 
Востоке. Крайне важными были поступившие из Токио материалы, что Япония увязла 
в длительной войне с Китаем. Наша агентура, проникшая в японские 
разведывательные органы в Маньчжурии, исчерпывающе докладывала о масштабном 
партизанском движении в тылу Квантунской армии, которое мы старались 
поддерживать как серьезный для нас громоотвод военной опасности на Дальнем 
Востоке.

В работе против нас японцы не отличались оригинальностью. С одной стороны, у 
них был неизбежный выбор — опора на белую эмиграцию. С другой — им всюду 
мерещилось китайское и корейское сопротивление, поскольку корейцы ими 
рассматривались как самый неблагонадежный элемент. В борьбе против 
партизанского движения, руководимого, как они считали, Коминтерном, японская 
контрразведка сделала попытку создать так называемые школы Коминтерна под своим 
прикрытием. Нами был выявлен японский агент, который был направлен для создания 
именно такой школы и для организации лжепартизанского движения на территории 
Маньчжурии.

Для достижения своих целей они даже использовали агентов пожилого возраста. Их 
интересовало в основном то, что происходит в Маньчжурии и в районах, 
примыкающих к СССР. С этой целью были созданы искусственные базы снабжения, 
провокационные так называемые трудовые крестьянские группы, практиковалась 
массовая заброска в партизанские отряды агентуры из наиболее квалифицированных 
разведчиков.

В связи с этим вспоминается одна успешная операция, которой лично руководил 
начальник УНКВД Приморского края М. Гвишиани. Японцы захватили жену начальника 
штаба 7-й народно-освободительной армии Китая Цой Сенчена, кореянку, и 
завербовали ее. Перед ней была поставлена задача — завербовать своего мужа и 
вывести его из отряда. Она дала согласие на выполнение этого задания, заявила, 
что может его выполнить, так как настроение у мужа отчаянное и он недоволен 
своим пребыванием в партизанском отряде. Ей организовали побег из тюрьмы и 
попытались подбросить нам, однако в оперативной игре в Хабаровске и Маньчжурии 
нам удалось переиграть японцев и сорвать эту акцию.

Анализируя итоги этой операции, заместитель начальника внешней разведки Н. 
Мельников, сделал вывод, что при массовом партизанском движении в тылах 
японская армия, потерпевшая поражение на Халкин-Голе, не готова к активным 
действиям в нашем Приморье, хотя японские генералы, стремясь поднять свой 
авторитет в Токио, разрабатывают такие планы.




Противоречивость информации иее осмысление



Вначале так называемой перестройки, которая в скрытой форме переросла в 
гражданскую войну, усиленно раздувался миф о том, что мы якобы боялись немцев, 
что Сталин дрожал от страха перед мошной фашистской армадой, угрожавшей нам с 
Запада. Как ни прискорбно, но к искажению реальной картины руководства Сталиным,
 Молотовым, Берией, Ворошиловым, Тимошенко деятельностью советской разведки 
вольно и невольно подключились и руководители внешней разведки КГБ и ГРУ 
Генштаба в 1960-1980 годах В. Кирпиченко, В. Павлов, П. Ивашутин и другие. Они 
фактически инициировали тезис о том, что в канун войны о сроках нападения 
разведчики «докладывали точно», а диктатор Сталин и его «сатрапы» Молотов и 
Берия преступно проигнорировали достоверные разведывательные материалы о 
немецком нападении.

Удивительно, что руководитель нашей военной разведки в 1963-1987 годах Ивашутин 
оперирует в своих заметках в «Военно-историческом журнале» придуманными нашим 
писателем и ветераном военной разведки О. Горчаковым ссылками на мифического 
агента «Ястреб», которого якобы Берия хотел стереть «в лагерную пыль» за 
достоверную информацию об угрозе войны. Кроме того, он будто бы докладывал 
Сталину, что наш посол в Германии Деканозов «бомбардирует дезинформацией» о 
неизбежной войне с Германией и он, Берия, требует отозвать его. Все это полный 
абсурд: посол Деканозов, будучи в то время и заместителем наркома иностранных 
дел, не находился в подчинении у Берии.

Нам следует сейчас разобраться не только в том, докладывала ли разведка 
«наверх» о дате начала войны. Это вопрос важный, но не главный. Необходимо 
сравнить обстановку, сложившуюся в 1941 году и, например, в 1967 году и 
посмотреть, как информация разведки и контрразведки влияла на крупнейшие 
политические решения в СССР и как она использовалась. Об этом я писал из тюрьмы 
Ю. Андропову 20 июля 196