дует забывать и о том, что Филби, Маклейн, Берджес 
лишь в годы войны и в последний период своей деятельности выросли в 
исключительно ценных агентов.

Наконец, есть еще одно очень важное обстоятельство. О разведывательной работе и 
сотрудничестве с нами знаменитой Кембриджской пятерки имел более или менее 
ясное представление один из близких этим людям человек, широко известный у нас 
в стране и за рубежом — Виктор Ротшильд. Занимая видное положение в английской 
разведке он фактически действовал как «двойник» — мы получали от него важную 
информацию. Близость к Ротшильду бросала тень подозрений на характер этой 
информации, поступавшей в Москву от Филби и Берджеса. Ротшильда как источника 
информации и как канал дезинформации через наших резидентов в Лондоне А. 
Горского, И. Чичаева, К. Кукина мы использовали в течение всей войны. 
Покинувшего службу в английской разведке, В. Ротшильда, как мне говорили, 
вплоть до 80-х годов регулярно приглашали на все официальные приемы в советское 
посольство в Лондоне.




Знаковое событие



В февраля 1941 года произошло разделение Наркомата внутренних дел на Наркомат 
госбезопасности и Наркомат внутренних дел. Военная контрразведка тогда же 
формально была передана в подчинение Наркомата обороны. Это событие можно 
считать знаковым. Видимо, у Сталина, как мне представляется, созрело решение о 
разделении функций спецслужб с целью выведения из-под контроля одного человека 
— Берии и непосредственное подчинение лично себе разных аспектов деятельности в 
области госбезопасности и охраны правопорядка. Что лежало в основе того, что 
военная контрразведка стала специальным органом, который был придан Наркому 
обороны? Насколько мне известно (мне говорил об этом В. Меркулов), главной 
причиной такого решения было то, что Ворошилов — нарком обороны — мало получал 
документов непосредственно о реальной боеготовности войск, о реальном положении 
дел в округах. Почему? Да потому, что главными потребителями информации были ЦК 
ВКП(б)и управление кадров Наркомата обороны. Причем их интересовала довольно 
своеобразная информация — наличие компрометирующих материалов и проверки 
руководящего состава офицерского корпуса. Как ни странно, информацией о 
боеготовности в округах, их мобилизационной готовности, о реальном состоянии 
дел в Красной Армии больше интересовался не Ворошилов, а Сталин и Молотов как 
Председатель Совета Народных Комиссаров.

НКВД возглавлял Ежов, секретарь ЦК, кандидат в члены политбюро. Свои доклады 
Ежов и его предшественник Ягода строили как переписку со Сталиным. 
Административная цепочка доведения информации до наркома обороны, проверенной 
через агентуру, о фактической боеготовности войск автоматически удлинялась. 
Когда Берия стал наркомом, порядок не изменился. Берия тоже был кандидатом в 
члены политбюро. И опять-таки переписка по этим вопросам, даже доклады по 
боеготовности и т. д. представлялись прежде всего Сталину и Молотову и только 
во вторую очередь доходили до Ворошилова. Ведь только Сталин, а позднее Хрущев, 
Брежнев лично принимали решение, следует ли рассылать поступавшую к ним от 
органов госбезопасности информацию «вкруговую» среди других членов Политбюро. 
Кроме того, в перечне докладов, которые направлялись НКВД «наверх», вопросы 
боеготовности Красной Армии не стояли как приоритетные. Руководство страны 
искало после неудач в зимней войне с Финляндией наиболее рациональные варианты 
того, чтобы подкрепить деятельность Наркомата обороны необходимой оперативной 
информацией.

Но, думается, тут дело в другом. Было принято половинчатое решение — фактически 
о двойном подчинении органов военной контрразведки. Во-первых, они подчинялись 
непосредственно наркому обороны, минуя Генштаб, т. е. это был канал информации 
о реальном положении дел, в том числе в Наркомате и в Генштабе. Во-вторых, 
существовал так называемый межведомственный совет, который регулировал 
взаимодействие военной контрразведки с другими органами безопасности — с 
территориальными и центральным аппаратом.

Военная контрразведка сама по себе работать самостоятельно не могла. Почему? У 
нее не было своих следственных изоляторов и оперативно-технической поддержки. 
Для успешной работы она должна была заимствовать подразделения наружного 
наблюдения, оперативного и слухового контроля. Она имела весьма и весьма 
ограниченную базу. Вместе с тем выделение военной контрразведки вскрыло 
необходимость дополнительных инструкций, нормативных актов о порядке 
взаимодействия всех оперативных служб органов госбезопасности. К сожалению, 
сделать это до войны не удалось. Организационные изменения в структуре органов 
госбезопасности, если они предварительно не проработаны в плане оперативного 
взаимодействия отдельных служб, пагубно сказываются на эффективности работы 
разведки и контрразведки.

Однако выделение военной контрразведки из НКВД-НКГБ накануне войны было 
кратковременным — с февраля 1941 по июль 1941 года. Но и этого времени 
оказалось достаточно, чтобы можно было понять, что такого рода реорганизация 
пагубно отразилась на выполнении военной контрразведкой ее функции и 
взаимодействии с внешнеполитической и