нерал Йодль сделал мне знак выйти, поскольку теперь предстояло 
обсуждать ситуацию на других фронтах. 

В соседней комнате я задержался поболтать с несколькими офицерами штаба. Смакуя 
вермут, предложенный ординарцами, мы заговорили о Восточном фронте. В Варшаве 
польская подпольная армия Сопротивления подняла восстание, по всему городу 
развернулись жестокие бои. Южнее сложилась еще более напряженная ситуация: 
сведения из этого сектора говорили о близкой катастрофе. 

Мы не можем честно сказать все это фюреру, признался один из моих собеседников. 
Остается как-нибудь выкрутиться из этой заварухи, ни о чем ему не докладывая. А 
тремя днями позже меня забыли выпроводить из зала до обсуждения положения на 
других фронтах. Докладчик не мог далее обходить молчанием варшавскую проблему. 
Гитлер, только что присевший у своего стола и взявший в руки карандаши, вмиг 
вскочил. 

- Почему не доложили об этом раньше? - вскричал он и в ярости так швырнул 
карандаши об стол, что их обломки шрапнелью разлетелись по залу. 

Все сконфуженно молчали, тогда как фюрер дал выход своему гневу, распекая 
высшее руководство всех родов войск. У меня же возникло неодолимое желание 
сделаться маленьким и незаметным. Не в силах преодолеть чувство страха, я 
мечтал оказаться за тридевять земель. Часто ли он устраивает подобные 
"головомойки" начальству в присутствии подчиненных? Гитлер вдруг угомонился и 
обратился к какому-то генералу с уточняющими расспросами. 

Какими дополнительными резервами мы располагаем в этом регионе? Смогут ли 
войска вовремя получить боеприпасы? Имеются ли поблизости крупные подразделения 
инженерных войск? 

И вот уже началась кропотливая работа по исправлению ситуации. Следовало 
собрать все имеющиеся резервы, точно определить первоочередные задачи, чтобы 
быстро подавить мятеж в Варшаве. В который раз одно и то же: напрягая последние 
силы, залатать очередную брешь. 

Во второй половине дня я встретил офицеров, с которыми познакомился в приемной 
фюрера, поинтересовался обстановкой. Новые известия отнюдь не радовали. 
Единственное приятное событие, словно легкий просвет меж тяжелых мрачных туч: 
прогуливаясь по дорожкам парка, я нос к носу столкнулся с летчицей Ханной Райч. 
Как выяснилось, она сопровождала кавалера фон Грайма, одного из высших 
руководителей люфтваффе, и пригласила меня в их домик. Засидевшись там до 
полуночи, я добирался ощупью до своего особнячка "для особых гостей". В 
просторной гостиной Ханна представила меня кавалеру фон Грайму. По его лицу с 
тонкими благородными чертами пролегали глубокие морщины, резко выделяющиеся на 
фоне белых, как снег, волос. Беседа без банальных предисловий сразу коснулась 
"горячей" темы: война и люфтваффе. Он объяснил причину своего вызова в ставку: 
фюрер хотел освободить рейхсмаршала Геринга от обязанностей главнокомандующего 
люфтваффе и назначить на этот пост фон Грайма. В настоящее время Геринг, 
используя свой авторитет, по-прежнему сохранял за собой ведущую роль, однако 
фон Грайм настаивал на своем единоначалии. В данный момент вопрос оставался 
открытым, так как Гитлер еще не принял решения. 

Согласен, люфтваффе почивает на лаврах, заслуженных в 1939-1940 годах, не 
задумываясь о будущем. Слова Геринга о том, что "наша авиация самая лучшая, 
самая быстрая и самая отважная в мире", неспособны сами по себе обеспечить 
победу в воздухе, с горечью отметил фон Грайм. 

Затем он подробно описал нынешнее плачевное состояние дел в авиации, чему я уже 
не удивился, но обратил внимание, что генерал еще не потерял надежду, уповая на 
новые реактивные истребители, которые вот-вот должны были поступить на 
вооружение. Возможно, с помощью этих самолетов мы отразим бесчисленные налеты 
вражеских бомбардировщиков и вернем себе превосходство в воздухе. Впрочем, по 
моим соображениям, при всем старании не удалось бы обеспечить пилотов 
достаточным количеством новых машин в сжатые сроки. Вспомнив, что разработка 
такого самолета началась еще в 1942 году, я подумал, что, возможно, идее 
германского реактивного истребителя в истории этой войны уготовано место в 
главе "Слишком поздно". 

МИССИЯ В ВЕНГРИИ 

Три дня спустя, после вечернего совещания, фюрер сделал мне знак остаться. Он 
также задержал фельдмаршала Кейтеля, генерала Йодля, Риббентропа и Гиммлера, 
который - случай исключительный - тоже в тот день присутствовал. Мы устроились 
в креслах вокруг небольшого стола, и Адольф Гитлер в нескольких словах изложил 
последние события на юго-восточном направлении. Фронт, который только сейчас 
удалось стабилизировать вдоль венгерской границы, надо удержать любой ценой, 
ибо в этом огромном выступе находился миллион немецких солдат, которые, в 
случае внезапного прорыва, неминуемо окажутся в плену. 

- Так вот, - продолжил фюрер, - мы получили конфиденциальные донесения, что 
регент-правитель Венгрии адмирал Хорти пытается установить контакты с врагом, 
желая договориться о сепаратном мире. Успех его замыслов означал бы гибель 
нашей армии. Хорти хочет найти согласие не только с западными державами, но 
также и с Россией, которой он предложил полную капитуляцию. 

Вы, штур