дыры, чтобы через них 
различить, по крайней мере, основные черты пейзажа. Несмотря ни на что у 
примитивной конструкции этих планеров есть свои достоинства. Благодаря 
некоторым узнаваемым деталям местности - мост, пересечение дорог - мне удается 
сориентироваться. Я облегченно вздыхаю слава богу, это еще не та помеха, 
которая вынудит отменить всю операцию, хотя теперь при посадке у меня не будет 
прикрытия, которое должны были обеспечить люди с исчезнувших планеров, - но об 
этом я не задумываюсь. 

За несколько минут до часа "Икс" мы пролетели над долиной Аквилы. На дороге я 
ясно различаю грузовики парашютного батальона, которые быстро катят по 
направлению к станции канатной дороги. Следовательно, им удалось преодолеть все 
препятствия, и они атакуют точно в подходящий момент. Хорошее предзнаменование 
- значит, нам тоже, тоже все удастся! 

Внизу уже появилась цель - горный отель Гран-Сассо. Я отдаю приказ своим людям 
закрепить ремни и командую: 

- Отцепить от буксира! 

И в следующую секунду нас окружает внезапная тишина; ухо не может уловить 
ничего, кроме шума ветра под крыльями. Пилот вывел планер на вираж и стал 
выискивать, так же волнуясь, как и я, место, годное для посадки посреди слегка 
наклонного луга. Черт возьми, ну и ветер! Я с первого же взгляда нахожу луг 
треугольной формы, только совсем не "слегка наклонный" он уходит вниз, как 
крутой скат, даже еще круче - как лыжный трамплин! 

Сейчас мы оказались гораздо ближе к плато, чем во время разведывательного 
полета; кроме того, наш тогдашний штопор представил рельеф поверхности гораздо 
более плоским. Высадка на такой откос невозможна, и я осознаю это неотвратимо. 
Пилоту явно приходит в голову та же мысль, и он поворачивается ко мне. Сжав 
зубы, я погружаюсь в сражение с собственной совестью. Неужели и вправду я 
должен беспрекословно выполнять все приказы моего генерала? В данном случае, 
следуя им, мне придется изменить весь ход операции и попытаться достичь на 
планирующем полете подножия долины. С другой стороны, если я не захочу 
отступать от собственного проекта, то буду вынужден рисковать и приземляться 
здесь во что бы то ни стало, то есть строго запрещенным способом - из пике. Я 
быстро решаюсь: 

- Садимся из пике! И как можно ближе к отелю. 

Без малейшего колебания пилот выводит планер в штопор, заносит левое крыло 
вверх и бросается в безумное пике. На какое-то мгновение у меня сжимается 
сердце: неужели планер выдержит подобную скорость? Но я тут же отбрасываю свой 
страх: не время задаваться подобными вопросами. Свист ветра усиливается и 
перерастает в вой как раз в тот момент, когда перед глазами появляется земля. Я 
вижу, как лейтенант Мейер выбрасывает тормозной парашют - бешеный толчок, 
что-то трещит, ломаясь; инстинктивно я закрыл глаза - новый удар, еще сильнее; 
ну вот, мы коснулись земли, и машина, совершив последний подскок, неподвижно 
замирает на месте. 

Первый из моих людей уже выскочил через выход, с которого сорвало дверь, и я 
скольжу вперед, хватаясь руками за скобу. Мы в каких-то пятнадцати метрах от 
гостиницы. Вокруг топорщатся острые выступы той самой скалы, которая столь 
неделикатно затормозила наш планер, оставшийся на удивление целым. Нам 
предстоит преодолеть всего-навсего двадцать метров до первой остановки. 

У бугра, как раз на углу отеля, обнаруживается первый карабинер. Он замер, 
будто окаменев от неожиданности: без сомнения, он все еще тщится постичь, как 
это мы смогли свалиться прямо с неба. Времени заниматься нашим итальянским 
пассажиром, который, слегка оглушенный, вывалился из машины, да так и остался 
лежать, у меня нет. Я бросаюсь к зданию; в голову приходит мысль: слава богу, 
что еще раньше я строго запретил своим людям использовать оружие что бы ни 
случилось, до тех пор, пока я сам не открою огонь. Так что потрясение врага 
будет полным. С собой рядом я слышу прерывистое дыхание своих людей и знаю, что 
они бегут за мной и я могу на них рассчитывать. 

Как смерч, мы проносимся мимо все еще погруженного в ступор солдата, бросив 
только короткое "Mani in alto!" ("Руки вверх!"), и врываемся в гостиницу. Дверь 
открыта настежь. Перескочив порог, я вижу радиостанцию и итальянского солдата, 
передающего какие-то сообщения. Зверским ударом ноги я отбрасываю его вместе со 
стулом и разбиваю прикладом автомата радиопередатчик. Мгновенно оглядевшись, мы 
обнаруживаем, что ни одна дверь отсюда не ведет внутрь отеля. Итак, бросаемся 
обратно, наружу. Бежим вдоль здания, огибаем угол и оказываемся перед террасой 
высотой, быть может, метра в три. Сразу же один из моих унтер-офицеров 
превращает себя в короткую лестницу, я взбираюсь ему на плечи и перескакиваю на 
балюстраду. Остальные следуют за мной. 

Взглядом я обшариваю весь фасад. И в окне первого этажа вижу характерную 
массивную голову: дуче. Вот теп