опознавательных знаков. А гранды забыли, чьи это "юнкерсы". 

И немец постарше, потрезвее, почему-то не был встревожен этой болтовней, как 
ему полагалось бы, поскольку он с приятелем находится в обществе совершенно 
незнакомого им человека. 

Очевидно, оба господина - из "Люфтганзы", а вернее - из категории тех, кто 
числится сотрудниками "Люфтганзы", несет функции так называемой "портовой 
службы". 

Эта "портовая служба" действовала и в весьма сухопутных местностях. Мадрид, 
Париж, Прага, Цюрих, Вена - разве это портовые города? Да и сам Берлин, где 
сидит начальник "портовой службы", в достаточном отдалении от моря. "Портовая 
служба" - подотдел гестапо, которому поручен за границей надзор и шпионаж за 
немцами. 

"Кто же они? "Портовая служба"? Абвер? Впрочем, не все ли равно, кто тебя 
схватит? Вот так, красиво, под ресторанную музыку и закончится твоя 
коммерческая карьера, Кертнер..." 

Немцы вынудили Кертнера к разговору, но тот упорно переводил разговор с военной 
темы на коммерческие - о ценах, о пошлинах... И безразличие коммерсанта к 
секретам, которые выбалтывал немец помоложе, стало естественным, поскольку все 
внимание Кертнера поглощено финансовыми делами. Он возмущался высокими 
пошлинами в Испании. В Кадисе и Альхесирасе сахар, табак, джин в четыре раза 
дороже, чем в Гибралтаре, вот что значит порто-франко! 

Кертнер к слову упомянул, что остановился в "Кристине", это произвело 
впечатление. Немец постарше спросил: "Как нравится отель?" Он явно ждал 
восторженного отзыва, но Кертнер отозвался о "Кристине" сдержанно. На прошлой 
неделе в Альхесирасе он жил в отеле получше. К сожалению, отель почти сплошь 
заселен англичанами из Гибралтара, и за номера там расплачиваются английской 
валютой. Два фунта в сутки - конечно, немало, но право же нельзя считаться с 
деньгами, когда речь идет о личных удобствах, иначе он путешествовать не привык.
.. 

От почтенных английских фунтов разговор перекинулся к итальянским лирам; 
Кертнер назвал их деньгами легкого поведения. Немец постарше стал сокрушаться 
по поводу обесценивания лиры, а Кертнер сказал раздраженно: 

- Еще неизвестно - что опаснее: инфляция лиры или инфляция слова. Муссолини 
произнес слишком много красивых, пустопорожних слов, а его казначейство 
отпечатало слишком много ассигнаций. Что касается меня, я предпочитаю немецкие 
рейхсмарки. А вы? 

Он круто повернулся и испытующе поглядел в глаза немцу постарше с единственной 
целью сбить его с толку во всяких догадках. Пусть думает, что его сосед 
раздражен делами на итальянской бирже. Может, разорился на снижении курса лиры, 
кто его знает. А что сосед смело ругает дуче, наверное, пользуется такой 
привилегией: простой смертный так говорить о дуче в обществе незнакомых не 
посмеет. 

Подвыпивший немец вполголоса произнес тост за Карла Гебарта, а немец постарше 
тихо чокнулся с ним: тост не предназначался для чужих ушей. Но именно поэтому 
Кертнер нашел нужным поддержать тост. Хотя лично он никогда не работал под 
руководством герра Карла Гебарта, но исполнен к нему глубокого уважения и много 
наслышан о его достоинствах - и как деятеля национал-социалистской партии, и 
как специалиста по воздушным сообщениям. Карл Гебарт - директор "Люфтганзы" в 
Берлине, и теперь уже совершенно очевидно, где служат оба приятеля. 

Немцы обрадовались - господин знает их шефа, генерального директора "Люфтганзы".
 А Кертнер заверил господ, что он полностью солидарен со словами рейхсминистра 
Геринга, которые тот произнес на торжественном заседании общества "Люфтганза" в 
прошлом году. Не помнят ли господа, что именно сказал рейхсминистр? Жаль, жаль, 
очень жаль. Кертнер укоризненно покачал головой. Он может им напомнить: Геринг 
сказал, что быть германским гражданским летчиком - большая честь и что 
германские летчики за границей являются отважными пионерами германского 
национального духа. В их рядах нет места тем, кто вследствие своих пацифистских 
настроений не был бы готов представлять германский дух в правительственном 
смысле. 

- Надеюсь, в