этого сочувствия и в 
оправдание бездеятельности афганцы преувеличивали свои горести.) Стали путать 
перспективой халькистско-парчамистской розни там и тогда, где и когда не 
останется наших войск. 
 А Джелалабад стоит по сию пору. И теперь его стойкость объясняется ударами 
советской авиации по врагу. О халькистско-парчамистской розни как-то забыли и 
афганцы, и наши. 
 С мая по август на землю Джелалабада не ступала нога советского человека, ведь 
нельзя доверять свою безопасность афганцам! Не надо рисковать! 
 Надо рисковать! В. А. Крючков проявляет твердость, и вечером 9 августа наша 
группа и министр госбезопасности О. Якуби входят в АН-26. Аэродром не освещен. 
В самолете закрыты занавесками иллюминаторы. На каждого пассажира надевается 
парашют. Не очень удобно - парашют давит на живот. И не становится спокойнее. 
Ну, скажем, придется воспользоваться этим парашютом. Во-первых, неизвестно, 
сможешь ли дернуть за кольцо. Положим, дернул и плавно полетел вниз, в ночную 
темноту, на безлюдные горы. А что там? Разумеется, сломаешь ногу или обе да, не 
приведи Бог, попадешь в лапы противника, поскольку руки друга в этих местах не 
найдешь. И пистолет тебе не поможет, потому что он скорее всего вылетит из 
кобуры или в момент прыжка, или при посадке. Мысли дурацкие и недостойные 
мужчины, но они - увы! - приходили в голову и ради объективности должны быть 
запечатлены в записях. Погас свет в чреве самолета, пробежал с синим фонариком 
летчик, посмотрел, все ли в порядке, и полетели курсом на восток. Главное - 
набрать высоту. Окрестности Кабула чищены-перечищены, бесчисленные операции 
проведены, каждый квадратный метр (по докладам) пристрелян, а ракеты откуда-то 
бьют и по городу, и по аэродрому. По самолетам в Кабуле и его окрестностях, 
правда, не стреляют. Был случай, разбился в 1986 году грузовой ИЛ-76, но, как 
обычно, ясности нет. Вариант героический и устраивающий всех - вражеская ракета.
 Вариант прозаический - техническая неисправность. Еще вариант - был 
неправильно закреплен груз, на крутом вираже он сместился, и самолет из виража 
не вышел. 
 Высоту приходится набирать круто, летчики закладывают плотные витки, чтобы не 
попасть в опасную зону. Многие, но не все самолеты оборудованы защитными 
устройствами - выстреливаются специальные термические ракеты, которые, по мысли 
конструкторов, должны отвлечь на себя снаряд, самонаводящийся на источник тепла.
 Трудно сказать, насколько эффективно это устройство на практике - ни одного 
живого свидетеля встретить не удалось, хотя этим делом я интересовался. 
 Натужно гудя, самолет выходит на заданную безопасную высоту. На это 
потребовалось около двадцати минут. Внизу все еще Кабул - яркое пятно, 
окруженное непроглядной мглой, постепенно оно тускнеет и исчезает за высокими 
горами. 
 Далеко-далеко внизу вспыхивают и исчезают полоски огня, будто чиркают спичкой. 
Это стреляет артиллерия - наша или дружественная афганская - по неведомым целям.
 Полет недолог, идем на снижение. 
 Джелалабадский аэродром тоже не освещен. В конце взлетно-посадочной полосы 
стоит автомашина, и, когда самолет уже заходит на посадку, включаются фары. 
Выгружаемся быстро, АН-26 разворачивается на месте и, ни минуты не мешкая, 
уходит в ночное небо. По курсу его полета с земли устремляются несколько 
красных точек - стреляют трассирующими пулями. Издалека их полет кажется 
неспешным и нестрашным. Звук выстрелов до нас не доносится. 
 Время позднее, полночь. Воздух влажный, жаркий, тяжелый, рубашка сразу 
прилипает к телу. На улицах ни души, мирно горят немногочисленные уличные 
фонари, освещают закрытые дуканы, глухие стены обывательских домов, оставшиеся 
с былых времен плакаты и лозунги на красных фанерках: "Наша армия - защитник 
трудового народа!" и т. п. На следующий день обнаруживается, что образцов 
наглядной агитации в городе довольно много. Трудно сказать, какие эмоции 
пробуждаются у джелалабадцев при взгляде на эти бодрые призывы. Скорее всего, 
никаких. У нас же появляется безошибочное ощущение поработала мысль наших 
советников. Уж больно все призывы по своей безотносительности к реальной 
ситуации напоминают те, которые десятилетиями украшали улицы наших городов. 
Похож и подбор слов. Здесь, правда, мелькают обшарпанные портреты Б. Кармаля, 
хотя он давно уже перестал быть афганским вождем. Чья-то недоработка. По 
законам нашей наглядной агитации эти портреты следовало со стен тщательно 
соскоблить или заклеить чем-то более вдохновляющим. Это признак то ли общей 
апатии, то ли безразличия к мелочам жизни. 
 Нас размещают в доме, занятом провинциальным управлением госбезопасности. 
Принадлежит дом видному деятелю оппозиции лидеру Национального исламского 
фронта Афганистана С. А. Гейлани, который временно обосновался по ту сторону 
границы в Пешаваре. 
 Дом просторный, но несколько странно спланирован, не очень хорошо отделан и, 
как бы помягче выразиться, изрядно запущен - дверные замки кое-где выломаны, 
провода кое-где оборваны, стены захватаны сальными руками, заляпаны полы. 
Гейлани огорчился бы состоянием своей собственности, но ремонт обойдется 
недорого. Главное, дом цел, цел и сад, в котором течет быстрый арык и стоят 
огромные развесистые деревья. 
 Нынешние хозяева, судя по всему, понимают временность своего положения, о 
Гейлани говорят с некоторым уважением. Это не просто лидер одной из небольших 
оппозиционных партий или, как такие люди именовались раньше, в период 
революционно-идеологического наступления, главарь контрреволюционных сил. Саед 
Ахмад Гейлани ведет свою родословную от великого мусульманского святого Абдул 
Кадира Гейлани, похороненного в середине XII века в Багдаде. Гробница предка, 
основателя ордена Кадирия (традиционное западное название, которое едва ли 
передает смысл института, основанного Абдул Кадиром; на урду это называется 
"сильсила" - цель, последовательность, вереница). Некоторые ч