и высказывать 
предположения о мотивах действий основных лиц афганской драмы. Этим надо 
заниматься всерьез. Но сохранились наброски, которые я делал для себя, скорее 
даже для семейной памяти, сразу после возвращения из очередных поездок в 
Афганистан. 
 АФГАНИСТАН 
 Я проснулся перед рассветом от крика муэдзина и тут же вновь уснул. Разбудил 
меня сильный раскат грома почти над головой, потом еще один. За окном, в узкой 
щели между шторами, серели неплотные утренние сумерки. А может быть, подумалось 
мне, темно от низкой грозовой тучи. Сейчас хлынет ливень, зашумит по листве, по 
крышам, по дорожкам сада. Закрыл глаза, но последовал еще оглушительный удар, а 
потом еще четыре, с совершенно равными интервалами. Рассеялись предрассветные 
грезы о ливне. Город подвергался обстрелу крупнокалиберными реактивными 
снарядами. Где-то в предместьях, после утренней недолгой молитвы, правоверные 
нажали на спусковую кнопку или рычаг или замкнули контакт пускателя (не знаю, 
как действует эта установка) и напомнили всем, всем, всем, что война 
продолжается. 
 Место действия - Кабул, время - майское утро 1988 года. Первые колонны 
советских войск уже пересекли Государственную границу в районе Термеза, чтобы 
никогда не возвращаться в Афганистан. 
 Вечером вновь громыхнуло над городом. Это был не гром, а какая-то осатанелая 
короткая дробь гигантского барабана, от которой содрогнулись стены. Реактивная 
артиллерия 40-й армии била по районам предполагаемого нахождения противника. 
 На следующее утро, через несколько минут после намаза, над городом вновь 
прогремел гром, не предвещающий, увы, скоротечной весенней грозы. 
 А погода в Кабуле стояла (не могу найти более точного слова) блистательная. 
Нежное и ласковое солнце в ослепительно голубом небе, чуть золотистая легчайшая 
дымка утреннего воздуха, прохлада, которая побуждает человека к быстрому и 
энергичному движению, нежная, не успевшая огрубеть зелень деревьев, чуть 
ощутимый запах роз и смолистого свежеоструганного дерева. Погода, которая 
заставляет человека радоваться жизни, заставляет думать и о том, как неразумно, 
расточительно, жестоко устраиваем мы, люди, эту самую жизнь. 
 Июнь 1984 года. Только что завершилась серия мощных ударов советской 40-й 
армии Туркестанского военного округа совместно с афганскими войсками по 
формированиям Ахмад-шаха Максуда в долине реки Панджшир. Во главе кампании 
первый заместитель министра обороны СССР маршал С. Л. Соколов - коренастый 
крепкий старик со спокойными отеческими манерами, басовитым голосом и твердой 
рукой бывшего танкиста. В свои семьдесят с лишком лет он много курит (длинные 
американские сигареты "More") и способен изрядно выпить. 
 Маршал летит на вертолете в местечко Руха в Панджшире, чтобы лично обозреть 
сложившуюся там обстановку. Выясняется, что обозревать нечего. На полях стоит 
уже созревшая, но нескошенная пшеница, в пшенице - советские танки. Танки и 
бронетранспортеры повсюду. От глинобитных домов кое-где поднимается дым. Прямо 
к темно-голубому безмятежному небу. Но разрушений немного, большинство домов 
целехоньки. Нет жителей, ни одной афганской души. Вымерший город, не 
разрушенный, не разбитый, а вымерший. 
 Осматривать в Рухе нечего, а ходить по ней опасно - мины. Маршал собирает 
совещание в двухэтажном просторном доме, где разместился штаб. На стенах 
кумачовые лозунги на русском и дари, незапоминающиеся плакаты. А вот три 
афганца, присланных в освобожденную Руху восстанавливать народную власть. Это 
оргядро - изобретение советников. Замысел здравый предполагалось, что население 
будет приветствовать освободителей, проклинать бандитское иго, а оргядру 
надлежит только направлять стихийный энтузиазм в конструктивное русло. 
 Замысел идеологически выдержанный - оргядро состоит из проверенных, 
направленных из Кабула революционеров. Есть в этом замысле, однако, один дефект.
 Афганцы не доверяют чужакам. Никаким указом заставить их поверить человеку со 
стороны невозможно. В Панджшире дело осложнялось (или упрощалось?) тем, что 
население дружно покинуло родные места и организовывать было просто некого. 
Когда же вернулось население (а это произошло в 1987-1988 годах), не оказалось 
организаторов. У наших военных было достаточно оснований утверждать, что 
военные успехи не подкрепляются политической работой среди населения. О 
характере военных успехов речь впереди. 
 Оргядро Рухи сидело на совещании подавленное и неприметное среди десятков 
румяных, рослых и бравых генералов и нескольких не менее бравых полковников. 
Сказать на совещании по существу нечего - противник уклонился от столкновений, 
и речь идет о размещении афганских гарнизонов и постов безопасности. 
 Какой удивительный порядок царил на картах, по которым докладывались планы 
охраны и обороны Панджшира! Зеленые, синие, красные треугольники, квадраты, 
пунктирные и сплошные разноцветные линии, четкие надписи радовалось сердце и 
казалось, что обязательно все будет хорошо, не может проиграть войну армия, 
которая действует по таким замечательным картам. Видимо, такие же мысли 
приходят и другим участникам совещания: возникает атмосфера победного митинга. 
 Но что-то беспокоит маршала, он слушает невнимательно, поглощенный какой-то 
своей заботой. 
 - Где противник? Ищите противника, он может укрываться где-то рядом, в ущельях.
 
 - Так точно, товарищ Маршал Советского Союза. У нас посты, дозоры, вертолеты. 
 И т. д. и т. п. Человеку, не вполне посвященному в военные тайны, разговор 
непонятен. Ведь было же доложено, что из трех тысяч мятежников уничтожено не 
менее тысячи семисот человек, а остальные ушли, захватив с собой убитых и их 
оружие. Стоп, стоп! Как же оставшиеся в живых тысяча триста человек могли 
унести такое к