|
полностью выжат, когда мы с Петром вернулись в приемную, однако
по-прежнему не имел ни малейшего представления о цели всего этого обучения.
Но объяснение не заставило себя ждать: это была еще одна форма связи. Если у
меня появится какое-нибудь срочное сообщение, я смогу просто написать письмо
тайнописью. Зашифрованное или нет, в зависимости от содержания. В качестве
адреса мне был назван псевдоним и номер почтового отделения в Москве. Что
касается открытого текста, он мог быть каким угодно. Например, об обмене
марками.
Старые правила секретности на этом не исчерпали себя. Я получил приказ купить
печатную машинку и использовать ее только для тайнописи. Так я мог
проконтролировать, что сообщение действительно мое, с моей машинки. До
отправления первого письма я должен был отослать в Центр печатную пробу ее
шрифта.
Для меня эти меры означали дополнительную степень безопасности. Письмо могло
привести только к этой машинке, а от нее я, в свою очередь, мог избавиться при
первом признаке опасности.
Затем подошла очередь русской радиостанции: меня попросили регулярно слушать ее
в Стокгольме.
– Хорошо, что ты можешь принимать эту станцию, – сказал Петр. – Благодаря ей у
меня будет возможность связаться с тобой, не используя посольство. Чем меньше
мы будем зависеть от них, тем лучше.
Я узнал, что станция будет посылать зашифрованные сообщения в определенное
время, о котором мы условились. Пятизначные числовые группы будут повторяться
несколько раз в течение месяца, и если я пропущу что-нибудь из-за помех, то
смогу восполнить текст из последующих передач.
– Ты не должен привязывать свою работу к письмам и радиопередачам. Но они могут
стать жизненно важными, когда мы перейдем к проекту «Средиземноморье». Поэтому
будет лучше, если отработаем систему заранее. Кроме того, всегда нужен резерв,
если разразится кризис большого масштаба. Кто знает, останусь ли я в Москве и
будешь ли ты по-прежнему в Стокгольме?
Наступила пауза. Помню, меня интересовало, что скрыто под пунктом четыре –
«Испания». Подумал было спросить, но тут же прикусил язык: ведь Петр не
подозревал, что я заглянул в его блокнот. И мое терпение себя оправдало.
– Нас, естественно, интересуют твои контакты на различных уровнях. Как обстоят
дела с американскими авиабазами в Испании? Есть там знакомства?
Я подумал.
– Да, в мадридской штаб-квартире одного человека знаю очень хорошо. И еще
нескольким, по крайней мере, известно, кто я такой.
– Как смотришь на то, чтобы провести отпуск в Испании? Чуть ли не половина
Западной Европы проводит там летние месяцы – почему бы тебе не сделать то же
самое? Заодно прозондируешь, какую пользу можно извлечь из твоих контактов.
Я ничего не имел против поездки в Испанию.
Таким образом, мое путешествие в этом году стало более чем примечательным: за
один только март я умудрился посетить целых две штаб-квартиры. И какие! Но
суждено было пройти многим месяцам, прежде чем я осчастливил своим присутствием
третью военную штаб-квартиру континента…
Глава 27
Свое решение вернуться после Вашингтона в Стокгольм Веннерстрем впоследствии
неоднократно расценивал как неверное, считая, что этим он окончательно
предопределил для себя пожизненное заключение. Теперь он находился дома в
независимой роли агента, от которого в любой момент могут потребовать
информацию против собственной страны. В этом положении его согревало только
сознание того, что он играет важную роль в «холодной войне». И войну эту Стиг
рассматривал как явление, доминирующее над всеми остальными. До баланса сил
было еще очень далеко, а пока продолжалось время конфронтации и
катастрофической угрозы миру. Все остальное, как ему казалось, имело
подчиненное значение.
Швеция была мелкой фигурой в большой игре, а стокгольмские дела – лишь эпизодом
в больших событиях. Впоследствии над идейными соображениями Веннерстрема
насмехались, с издевкой замечая, что он «поставил не на ту лошадь». Возможно,
теперь, следя за неоднозначными событиями в нашей стране, он и сам пришел к
такому выводу. Но если бы кто-нибудь сказал нечто подобное в то время, он
проигнорировал бы это, считая, что играет важную роль и что она должна быть
сыграна до конца.
«Успешная мимикрия – и ничего больше», – писалось впоследствии в одной статье в
США. «Отличная промывка мозгов», – высказался в Швеции кто-то не по годам
быстро созревший. На самом же де
|
|