Потери обеих сторон были значительными: за три месяца националисты лишились 
почти 30 000 раненых и убитых, урон республиканцев составил свыше 50 000 
человек (не считая потерь среди мирного населения). При отходе из Бильбао погиб 
доблестный полевой командир республиканцев – герой Гвадалахарской битвы 
итальянец Нино Нинетти.
В трудной борьбе националисты одержали победу стратегического значения, взяв 
реванш за Гвадалахару и Пособланко. В их руки перешла индустриальная Бискайя – 
ключ ко всему Северному фронту. На очереди был Сантандер, в нем обосновалось 
правительство Агирре, ставшее, по сути, правительством в изгнании.
Тогда же республиканцы пережили новую утрату. 17 июня на стоявшем в Картахене 
линкоре «Король Хайме I» произошел внутренний взрыв. Корабль сел на дно. Над 
водой остались мачты, трубы и часть артиллерии. Погибло около 100 человек, 
ранено было в несколько раз больше. Республика лишилась крупнейшего корабля.
Катастрофу «Хайме I» расследовали. Буиса и Прието по горячим следам пришли к 
выводу, что в пороховом погребе линкора сработала заложенная «пятой колонной» 
адская машина. Вещественных доказательств тому обнаружить не удалось. Старший 
военно-морской советник Н.Г. Кузнецов подозревал, что причиной гибели корабля 
было беззаботное курение матросов во всех его помещениях, в том числе в 
пороховом погребе.
Современные зарубежные историки полагают иначе: корабль был сознательно и 
преднамеренно взорван, но не сторонниками националистов, а их врагами – 
матросами-анархистами. Они мстили командованию флота и Республике за подавление 
майского восстания в Каталонии и за использование линкора при доставке 
карателей в Барселону. Такая версия кажется наиболее близкой к истине, несмотря 
на то, что документальных доказательств ни одной из трех версий не обнаружено.
Гибель «Эспаньи» и «Хайме I» за короткое время подтвердила низкую 
конструктивную живучесть испанских дредноутов. В дальнейшем Испания уже не 
строила линейных кораблей и не заказывала их за границей.
Бильбао пал, когда основное внимание руководства Республики было поглощено 
борьбой с ПОУМом. Именно в эти дни правительство Негрина по настоянию 
советского посла распустило «марксистско-ленинскую рабочую партию» и провело 
массовые аресты ее активистов. Арестовали почти весь ЦК партии – около 40 
функционеров, не предъявив им обвинений по статье закона. Штаб-квартиру ПОУМа в 
Барселоне служба безопасности превратила в место заключения. Операция проходила 
под верховным руководством уполномоченного НКВД в Испании Орлова-Фельдбина и 
генерального консула СССР в Каталонии Антонова-Овсеенко.
Тогда же таинственно исчез уже задержанный службой безопасности лидер партии 
Андрес Нин, что вызвало политический скандал. Работа правительства и 
министерств в течение нескольких суток была дезорганизована. Часть министров 
обвинила в исчезновении Нина компартию, коммунисты же утверждали, что ничего не 
знают о случившемся. Руководство МВД жаловалось, что его юрисдикцию 
ограничивают советские «помощники». Между Негрином, Прието и 
министрами-коммунистами происходили бурные сцены. Премьер-министр напрямик 
спрашивал Эрнанде-са, что произошло с Нином. В городах ночью появлялись 
настенные надписи: «А где Нин?» и подписи: «Адрес – Саламанка или Берлин».

Впрочем, были и другие варианты. Эрнест Хемингуэй позже вспоминал разговор с 
корреспондентом «Правды» Кольцовым, формально не причастным к разгрому ПОУМа, 
но фактически замешанным в деле. На вопрос американца о Нине: «
Где же он
сейчас
?» – человек из «Правды» не без загадочности ответил: «
В Париже. Мы говорим, что он в Париже
».

Ответ содержал мрачный подтекст, понятный только знатокам эзопова языка. 
Выражение «мы говорим» означало, что дело необязательно обстоит именно так. 
Кроме того, одно из известнейших мест Парижа – это Елисейские поля (Элизиум). А 
на языке античности «попасть в Элизиум» значило «быть на том свете»…
Описание этой сцены мы встречаем в романе «По ком звонит колокол». Только 
Кольцов в книге назван Карковым, а Хемингуэй выведен под маской американского 
добровольца Роберта Джордана. Скорее всего, разговор происходил, когда Кольцов 
уже имел точные сведения о судьбе Нина.
По данным современных авторов, подвергавший критике СССР и Коминтерн Андрес Нин 
находился в июне 1937 года в тайной тюрьме НКВД в мадридском пригороде 
Алькала-де-Энарес. Он не дал показаний против себя и остальных и разделил 
участь многих испанцев, погибших от рук «бесконтрольных». Нина ночью вывезли из 
тюрьмы, убили и выбросили тело на обочину проселка. Ответственность за его 
судьбу нес тогдашний руководитель службы безопасности Мадрида коммунист Даниэль 
Ортега.
Документальных доказательств версии не обнаружено. Ясно только одно – после 
задержания Андреса Нина республиканскими службами безопасности его следы 
теряются.
Не без опоздания правительство Негрина развернуло приготовления к новой крупной 
наступательной операции. Основной ее задачей была выручка Севера, 
второстепенной – освобождение наполовину окруженного Мадрида. Местом ее 
проведения был избран Центральный фронт.
В отличие от фронтального апрельского наступления в Мадриде генштаб (Рохо) и 
штаб фронта (Матальяна) теперь спланировали фланговый удар. Основные силы 
должны были наступать параллельно западной окраине Мадрида в направлении с