Конец ХIХ века принес королевству новое унижение. В короткой, спровоцированной 
Соединенными Штатами войне 1898 года испанцы лишились Кубы и Филиппин. 
Испанские гарнизоны не устояли против поддержанных американцами повстанцев. 
Испанский флот погиб почти полностью, не успев нанести потерь неприятелю.
О недееспособности вооруженных сил Испанского королевства и отсутствии 
заинтересованности испанского общества в победе свидетельствовали 
многочисленные факты. Генералитет и адмиралитет доносили с театра военных 
действий в Мадрид, что артиллеристы не умеют и не хотят учиться стрелять, что 
моряки, пехотинцы и кавалеристы не проявляют ни малейшей инициативы. Минеры в 
Манильской бухте поставили заграждения, но не удосужились проверить, исправны 
ли мины. Многие корабли имели течь еще до начала сражений. Армия и флот понесли 
потери главным образом не убитыми, а пленными и пропавшими без вести. 
Капитуляция Гаваны, Манилы, Гуантанамо произошла при абсолютном бездействии 
солдат и матросов. В самой Испании интеллигенция, буржуазия и трудящиеся тоже 
отнеслись к войне с равнодушием. Разгром королевства был очевиден. Горечь 
поражения не могла смягчить 20-миллионная компенсация, уплаченная Вашингтоном 
Мадриду, тем более что испанскому обществу не досталось и малой толики из этой 
суммы.
В ХХ век Испания вступила застойной полуфеодальной страной с глубокими 
социальными контрастами и напряженными межклассовыми отношениями. Королевство 
раздирали внутренние противоречия. В первой трети столетия нигде в Европе 
общественная атмосфера не была накалена так, как в Испании.
В стране сохранялась традиционная монархия во главе с королем Альфонсо XIII 
Бурбоном (1902-1931). Король Альфонс не отличался ни умом, ни характером, ни 
физической силой, ни красотой. Человек с внешностью повесы из оперетки, 
заносчивый, мало вмешивавшийся в государственные дела, он не вызывал у 
подданных любви или страха, восторга или презрения. Неудивительно, что при 
таком суверене главной опорой монархии была армия и силы безопасности. 
Недалекость королевской семьи и придворных чинов являлась одной из причин, по 
которым все сильнее развивалось оппозиционно-республиканское движение.
Общая картина испанского общества выглядела к 1931 году так. Немногочисленные, 
оснащенные новой техникой заводы Барселоны и Бильбао – и мотыжная обработка 
сухой каменистой земли. Бескрайние просторы необработанных помещичьих 
латифундий – и микроскопические клочки крестьянских земель. Батрак, сраженный 
пулей жандарма при попытке набрать желудей на помещичьей земле, – и гигантское 
безнаказанное казнокрадство военных и гражданских чинов. Экономическое 
господство баскских банкиров и каталонских промышленников – и запрещение 
баскского языка и каталонских плясок. Народ, больше всего на свете любящий 
свободу и независимость, – и экономическое иго иностранного капитала. 
Революционнейший пролетариат Западной Европы – и одно из самых реакционных ее 
государств.
Экономическая и политическая власть до 1931 года принадлежала помещикам. К ним 
относилось около 100 тысяч семей из 25 миллионов испанцев, или 2% населения. 
Некоторым из этих семей принадлежало по 20 – 30 тысяч гектаров земли. Испанские 
помещики, среди которых выделялись гранды – герцоги Лер-ма, Мединасели, маркизы 
Санта-Крусы и Эрреро, графы Романо-несы и др., отличались алчностью и 
бессердечием. Часть из них не платила батракам вовсе, заставляя их работать 
только за харчи и кров. Землевладельцы Старой Кастилии однажды даже выдвинули 
идею – не они должны платить батракам, а те должны доплачивать нанимателям. По 
крылатому выражению, возникшему в то время, крупные землевладельцы Испании из 
всего римского права усвоили только одно – принцип неприкосновенности своей 
собственности. Их руководящей идеей на протяжении нескольких веков было 
противодействие любой земельной и налоговой реформе.
Крайним консерватизмом и меркантильностью отличалось испанское духовенство. Из 
его рядов, в отличие от Франции, Италии, Англии, никогда не выходило бунтарей и 
мятежников. В стране существовало несметное количество соборов, церквей и 
монастырей, не менее 100 тысяч священников, монахов и монахинь. Сохранялись 
созданные в Средние века многочисленные духовные ордена францисканцев, 
доминиканцев, иезуитов и др. Все духовные лица находились на государственном 
содержании. Католическая церковь Испании активно участвовала в цензуре печати, 
театральных постановок, позже кинофильмов, всецело контролировала начальную 
школу.
«Деньги не пахнут», – гласит старая истина. В Испанском королевстве стал 
популярным эквивалент данной пословицы: «Золото – хороший католик». Вопреки 
наставлениям Нового Завета церковная знать охотно занималась экономической 
деятельностью. Особенно этим отличались иезуиты, давно изгнанные из многих 
стран, но беспрепятственно действовавшие за Пиренеями со времен основания 
ордена испанским монахом Игнатием Лойолой.
Как было выяснено после 1931 года, святые отцы владели (через подставных лиц) 
апельсиновыми плантациями в Валенсии и Андалузии, частью рудников Бискайи, 
столичным трамваем, Северными железными дорогами, торговлей свежей рыбой и 
несколькими кабаре. Они пользовались влиянием в двух ведущих банках королевства 
– Испанском и Уркихо. По данным видного знатока Испании, кембриджского 
профессора Дж. Бренана, церкви принадлежала треть всего капитала, вложенного в 
испанскую экономику.
Оборотной стороной процветания помещиков и духовенства был крайне низкий 
жизненный уровень простого народа. Испанские трудящиеся жили вчетверо, а то и 
впятеро хуже их собратьев в Западной и Северной Европе. Социальный контраст был 
вопиющим.
Перенаселенные и грязные пролетарские предместья Барселоны и Севильи поражали