германских подводных лодок постепенно перемещались на запад. Мы всеми силами 
стремились сохранить маневренность лодок. Тактика подводных лодок требовала 
сохранения их маневренности в надводном положении. Если до октября 1940 года 
основной район боевых действий наших подводных лодок находился между 10 и 15° 
западной долготы, то с ноября 1940 года он переместился в более западный район. 
Это привело к расширению района боевых действий и к усложнению техники 
обнаружения кораблей противника. Наши подводные лодки стали реже устанавливать 
контакт с противником. Число атак конвоев снизилось. Высокая цифра потопленного 
тоннажа за октябрь 1940 года явилась следствием частого и успешного применения 
тактики «волчьей стаи». Уменьшение же возможности действовать с помощью 
названного метода привело к снижению этой цифры. Надо было решить проблему 
обнаружения конвоев. Подводные лодки необходимо было обеспечить воздушной 
разведкой, обладающей большой дальностью действия и являющейся обязательным 
компонентом ведения войны на море. Одной из наших самых тяжелых ошибок явилось 
отсутствие в подчинении военно-морских сил, в частности подводного флота, 
авиации для воздушной разведки. Позднее, в 1943 году, в беседе с Гитлером я 
сказал ему по этому поводу: «Боевые действия на море в период второй мировой 
войны будут по-разному описываться историками в зависимости от того, с точки 
зрения какого народа она будет рассматриваться. Но по одному пункту у всех 
будет единое мнение: все они будут считать по меньшей мере непонятным тот факт, 
что германские военно-морские силы в ХХ веке, веке авиации, должны были воевать 
без воздушной разведки, как будто авиации вообще не существовало». В связи с 
этим следует особо остановиться на значении военно-морской авиации и важности 
совместных операций авиации и подводных лодок. При ведении боевых действий 
управление всеми силами и средствами, действующими в одном районе, должно быть 
сосредоточено в руках единого командования. Это необходимо для достижения более 
тесного взаимодействия между авиацией и подводными лодками. Многовековая 
история войн неоспоримо свидетельствует о том, что разведка является 
неотъемлемой частью боевых действий, что ее следует проводить в том месте и 
тогда, когда это потребуется командованию. Разведка и собственно войска должны 
в равной мере овладеть и тактикой, и методами ведения войны. Чтобы понимать, в 
чем состоят их взаимно дополняющие друг друга задачи, они должны «разговаривать 
на одном языке», пользоваться одинаковыми средствами связи. Поэтому уже в 
мирное время необходимо воспитывать и обучать их согласно единым требованиям. В 
первую очередь это относится к действиям на море. Они ведутся в водной стихии, 
по природе своей чуждой людям, живущим на суше. Поэтому здесь свои законы. Для 
понимания их требуются длительная тренировка и опыт. Вот почему военно-морское 
командование, руководящее боевыми операциями надводных и подводных сил, должно 
было в равной степени руководить и боевыми действиями воздушных сил над морем. 
Необходимые для этого средства борьбы должны находиться в подчинении 
командования флота. Это касается не только периода военных действий, но и 
времени боевой подготовки. В противоположность этой точке зрения генерал Геринг 
еще в 1933 году, то есть в самом начале строительства новых военно-воздушных 
сил Германии, заявил: «Все, что летает, — мое». Главнокомандующий 
военно-морскими силами гросс-адмирал Редер в период с 1933 по 1939 год 
неоднократно вел длительные и упорные переговоры с правительством, пытаясь 
добиться выделения для флота собственной авиации. Но это ему не удалось. Однако 
27 января 1943 года эти переговоры окончились в пользу Геринга, что нашло свое 
отражение в составленном обоими главнокомандующими протоколе, в котором 
говорилось, что в ведении войны на море участвуют и военно-воздушные силы. В 
протоколе отмечалось, что авиация будет придаваться военно-морским силам для 
разведки и обороны сил флота с воздуха. Однако строительство, формирование, 
подготовка морской авиации и командование ее соединениями оставались в ведении 
Геринга (Raeder Erich. Mein Leben. Band II, Kapitel 5) Это решение еще в мирное 
время в значительной степени коснулось меня как командующего подводными силами. 
Отныне стало невозможным в ходе боевой подготовки отрабатывать взаимодействие 
подводных лодок и авиации. Я мог требовать авиацию только для участия в крупных 
учениях подводного флота. Эти учения проводились в наших территориальных водах 
в Северном море и далее на север, насколько позволял оперативный радиус 
летающих лодок дальней разведки До-18, которые могли достигать Шетландских 
островов. Я считал необходимым организовать совместные учения подводных лодок и 
авиации на океанских и морских просторах, ибо это соответствовало вероятным 
условиям будущей войны. Полеты на большие расстояния позволяли выявлять ошибки 
в работе штурманов, которые заключались в неправильном определении координат 
самолета, а отсюда и в передаче ошибочных разведывательных данных. Так, во 
время учений два самолета-разведчика после нескольких часов полета согласно 
донесениям обнаружили в северной части Северного моря одну и ту же цель в двух 
разных точках. Командование подводных сил оказалось в затруднительном положении.
 Оно не знало, идет ли речь действительно о двух разных соединениях противника 
или одно из донесений было ложным, так как согласно обстановке в море 
находилось только одно соединение противника. Какое же донесение было ложным? 
Возникло предположение, что оба донесения неверны, и командование не знало, в 
какой район направить подводные лодки. Совместные учения были чрезвычайно 
полезны и для летчиков. Если требовала обстановка учений, летчики находились в 
воздухе над морем до тех пор, пока позволяло горючее. К сожалению, в мирное 
время удалось провести слишком мало таких учений из-за невозможности привлечь к 
участию в них соединения морской авиации, часто перенацеливавшейся на решение 
других задач, поскольку она не находилась в подчинении военно-морского флота. 
Между тем организация большого числа таких учений была необходима для 
тщательной отработки взаимодействия. В начале войны не могло быть и речи о