учреждений, но там все оказалось совершенно спокойно. Затем отправился к 
площади Фербеллин, где находился штаб генерала бронетанковых войск Больбринкера,
 с которым я был знаком. Здесь улицы имели вид не столь мирный: широкий 
проспект, ведущий к площади, перегородили два огромных танка. Узнав меня, 
танкисты позволили проехать дальше. Становилось очевидным, что "мятеж" оказался 
менее серьезным, чем думалось Шелленбергу. Генерал Больбринкер немедленно 
принял меня. Он не был слюнтяем и сразу решительно потребовал от руководства 
распоряжений. По приказу командующего армией резерва он вызвал в Берлин 
бронетанковые части из Вюнсдорфа и сконцентрировал их возле своего штаба, чтобы 
находились под рукой. Теперь он ждал дальнейшего развития событий. 

Впредь, заявил генерал, я не собираюсь исполнять чьи-либо указания, кроме 
генерал-инспектора бронетанковых войск, то есть буду подчиняться только лично 
генералу Гудериану. В этом хаосе сам дьявол не разберется. К примеру, требуют, 
чтобы я с помощью своих армейских частей взял под контроль берлинские казармы 
войск СС. Что вы об этом думаете, Скорцени? 

- Поразительно... В данном случае речь идет отнюдь не об обычной войне. Думаю, 
следовать такому приказу безрассудно. Если желаете, генерал, я могу съездить к 
казармам в Лихтерфельде и посмотреть, что там происходит. Я позвоню вам прямо 
из казарм. На мой взгляд, прежде всего нам следует сохранять хладнокровие. 

С видимым облегчением генерал принял мое предложение, и я уехал. В Лихтерфельде,
 в моих прежних казармах все было тихо, хотя и резервный батальон, и другие 
подразделения находились в состоянии готовности. После короткой и 
содержательной беседы с генерал-лейтенантом, стоявшим во главе этих частей, я 
настойчиво просил его сохранять благоразумие, то есть воздерживаться от 
выполнения приказов, откуда бы они не исходили. Потом я связался с генералом 
Больбринкером и сообщил, что войска СС не покинут своих казарм. Наконец, я 
соединился по телефону с Фолькерсамом, который доложил о прибытии нашей роты, и 
приказал ему взять на себя непосредственное руководство обороной штаба СС. 

Только теперь я мог относительно спокойно подумать и оценить ситуацию. 
Откровенно говоря, отнюдь не все было понятно. По-видимому, приказ командующего 
армией резерва о приведении в состояние повышенной боевой готовности был отдан 
еще до полудня. А потом вследствие быстрого проведения крупномасштабных 
приготовлений, принятия различных мер и контрмер выявилась несогласованность 
отдельных деталей общего плана заговорщиков, кое-где возникла неразбериха. Так 
или иначе, сам "переворот" уже не казался мне сколь-нибудь опасным. Трагично 
другое: когда бронетанковые войска уже стояли, как говорится, "в ружье", войска 
СС (!) вообще не получили никаких указаний. В итоге им оставалось только 
самостоятельно добывать скудные сведения о том, кто на кого пошел с оружием в 
руках. Какой бы ребяческой не выглядела попытка переворота, она не стала от 
этого менее преступной, ибо на Востоке и на Западе наши солдаты сражались уже с 
храбростью отчаяния. Ворочая в голове нерадостные мысли так и этак, я вдруг 
вспомнил, что генерал Штудент тоже должен находиться в Берлине, и довольно 
быстро добрался до Ванзее - одного из многочисленных озер возле города, на 
берегу которого расположился Главный штаб воздушно-десантных войск. Офицеры 
ничего не знали и не получали никаких инструкций. Генерал же этот вечер 
проводил у себя дома в Лихтерфельде. Я вновь сел в машину, прихватив с собой 
адъютанта генерала, который понимал, что шеф даст ему немало распоряжений. 

Тем временем опустилась ночь. К двум часам мы добрались до небольшой виллы, где 
застали поистине идиллическую картину. Облаченный в длинный домашний халат, 
генерал восседал на террасе и при свете настольной лампы изучал гору документов.
 Рядом с ним сидела за вышиванием жена. Я не мог не отметить комичность 
ситуации: вот один из высших военных Берлина отдыхает, развалясь в плетеном 
кресле, а в это время заговорщики преспокойно совершают государственный 
переворот. 

Несмотря на поздний для визитов час генерал принял меня очень любезно; 
несомненно, добрые отношения, установившиеся между нами за последние годы (в 
том числе п при разработке операции по освобождению Муссолини), не изменились. 
Едва я сказал, что приехал "по служебным делам", супруга генерала немедленно 
удалилась. Но прежде чем я открыл рот, чтобы объяснить причину своего визита, 
он сразил меня фразой: 

- Ну-с, дорогой мой Скорцени, что же могло забросить вас сюда? Путч, никак не 
меньше! Впрочем, сие немыслимо. Итак? 

Убедить генерала в серьезности положения стоило немалых трудов. Наконец он 
согласился дать командирам воздушно-десантных полков такие распоряжения, 
которые соответствовали объявлению чрезвычайного положения в стране (чем, 
строго говоря, превышал свои полномочия). 

Именно в этот момент зазвонил телефон: рейхсмаршал Геринг! Выслушав мой рапорт, 
он сообщил новые детали: по-видимому, покушение на Гитлера совершил офицер 
штаба армии резерва. Бендлерштрассе - местонахождение этого штаба - уже лишена 
фюрером командной власти; приняты срочные меры. Геринг подчеркнул, что в 
настоящий момент действительными считаются только приказы офицеров ставки