Нельте. Могу ли я спросить, носил ли этот контакт между Канарисом и вами также 
и личный характер? Я весьма хотел бы установить, какую позицию занимала 
австрийская армия в отношении идеи аншлюса (т. е. в отношении враждебных 
Австрии стремлений поглощения ее гитлеровской Германией. Ю.М.). 

Лахузен. Сначала о личном контакте. Этот личный контакт имел место однажды - 
это был первый раз, когда я, тогда австрийский офицер, увидел Канариса, и 
произошло это в служебном помещении федерального министерства обороны, где 
Канарис находился у тогдашнего начальника австрийского генерального штаба. 

Председатель. Прошу вас повторить вопрос. 

Нельте. Я спросил господина свидетеля, в какой мере личный контакт между 
господами из германского генерального штаба, соответственно - между абвером и 
господами из разведывательного отдела, а также соответственно между австрийским 
генеральным штабом, в личных связях касался идеи аншлюса. 

Лахузен. Сначала никакого личного контакта не было, в том смысле, как это 
изложено здесь. Контакт, как он действительно установился (чему есть свидетели, 
причем свидетели, находящиеся в этом зале; фон Папен должен быть ориентирован в 
сути этого дела), имел место в один-единственный день, когда я даже ни разу не 
мог говорить с Канарисом один на один, а лишь в присутствии моих начальников. В 
данном случае обсуждались вопросы ашлюса или политические вопросы, 
затрагивавшие внутриавстрийские проблемы. Но не мною и не Канарисом, 
сознательно само собою разумеется. 

Заутер. Но вы, господин свидетель, в 1938 году, после нападения Гитлера на 
Австрию, добивались того, чтобы быть переведенным Гитлером в германский вермахт.
 

Лахузен. Я этого не добивался. Мне нечего было этого добиваться. Повсюду, где 
бы я ни служил, моя деловая деятельность была известна. Я был в этом деле не 
чужой. С ведома австрийского правительства, а также, в ограниченном смысле, с 
ведома германских инстанций, то есть известных лиц, я в интересах австрийского 
правительства имел в четко ограниченных рамках дело с теми вещами, которые 
выходили за пределы внутриавстрийской политики. Точно так же как я сотрудничал 
с вермахтом, я сотрудничал с итальянским (т. е. с фашистским правительством 
Муссолини. - Ю.М.) и венгерским правительствами, причем с ведома австрийского 
правительства. Это все вещи, относящиеся к политике, которая в мою компетенцию 
не входила. 

Заутер. Но я полагаю, что ваша память вас обманывает, ибо сразу же 
непосредственно после вторжения Гитлера в Чехословакию вы ведь были в Берлине в 
генеральном штабе и добивались в генеральном штабе, что вы, однако, отрицаете, 
получения должности в германской армии. Вы тогда заполнили анкету, в которой 
собственной подписью заявили о вашей полной преданности великогерманскому рейху 
и Адольфу Гитлеру, а спустя некоторое время принесли присягу на верность 
Адольфу Гитлеру. 

Лахузен. Само собою разумеется, я поступил точно так же, как поступали все 
другие, которые в этом положении и в этой должности были переведены из одного 
органа в другой. 

Заутер. Прежде вы сказали, что не ходатайствовали об этом; я же информирован о 
том, что вы в сопровождении двух или трех других офицеров первым из всей 
австрийской армии поехали в Берлин и просили начальника генерального штаба Бека 
перевести вас в германскую армию. 

Лахузен. Я очень рад, что вы затронули эту тему, особенно потому, что мне 
позволено вполне четко обрисовать мою должность. У меня не было необходимости 
как-либо ходатайствовать о своей будущей должности в германском вермахте. Я был 
известен с деловой точки зрения своей военной деятельностью, точно так же как 
был известен австрийский военный атташе в той стране, в которой он аккредитован.
 Кроме того, я могу без околичностей объяснить, почему я так быстро выдвинулся. 
Я уже сказал, что моя деятельность в отношении сотрудничества, которая 
определялась не мной, а вышестоящими австрийскими инстанциями, заключалась в 
сотрудничестве австрийской секретной службы с другими государствами. Тогда она 
была направлена против одной соседней страны - Чехословакии, и Чехословакия, 
хотел бы я подчеркнуть, была первой на очереди после Австрии. Поэтому само 
собою разумеется, что мой будущий начальник Канарис, который знал меня по моей 
прежней должности, с деловой точки зрения был весьма заинтересован в моем 
переходе в его управление. Он приложил к этому усилия, а кроме того, и 
генерал-полковник Бек". 

Постепенно, несмотря на все увертки Лахузена, проявлялась его зловещая суть. Он 
был фаворитом нацистской иерархии. Как бывший кадровый офицер австрийской 
королевско-императорской* армии, он в таком лоскутном многонациональном 
государстве, каким была австро-венгерская монархия до конца Первой мировой 
войны, приобрел немалый опыт натравливания одной нации на другую. В течение 
столетий господствующая феодальная каста, к которой принадлежал и Лахузен,