работы. На один момент шнорк поднялся слишком высоко, в следующий он окунулся 
ниже поверхности воды. Это было очень неудачно, потому что, когда вода 
захлестывает шнорк, автоматически закрывается воздуховод, и воздух для 
двигателя всасывается из машинного отделения. Наконец мы заставили шнорк 
работать лучше, но внутреннее давление продолжало изменяться, видимо, клапан 
шнорка заело, и он открывался только на короткие интервалы. Болели уши: шум 
шнорка был ужасный. Я потерял терпение и начал ругаться, несправедливо обвиняя 
инженера, хотя тот впервые сталкивался с этим шнорком. Но это не слишком 
помогло. Если бы здесь случайно оказался самолет, летчик вряд ли перестал бы 
бомбить и дать нам возможность потренироваться со шнорком.

Так мы и шли, как огромный морской змей: то поднимаясь, то снова опускаясь. Мы 
были на 15 футах, и дизели уже всасывали воздух из машинного отделения в 
течение минуты. К этому моменту глаза выкатывались из орбит, а барабанные 
перепонки почти лопнули. Все вместе просто невыносимо. На этой глубине 
выхлопные газы не могут выходить из-за слишком большого давления воды, поэтому 
газы скапливались в машинном отделении: черные, удушливые. Машинисты 
выскакивали из машинного отделения ослепленные, слезы так и лились у них из 
глаз. Некоторые надели спасательные аппараты, но скоро от них отказались. Вся 
лодка почернела от дыма, невозможно было ничего различить. Все двигались ощупью,
 как в тумане.

– Всплытие!

Отдав приказ, я поднялся к люку, серьезно беспокоясь, как бы кто-нибудь из 
команды не потерял сознания раньше, чем мы сможем открыть продувочные клапаны. 
Наконец сжатый воздух зашипел, прошел в баки, и лодка быстро поднялась на 
поверхность. По всем правилам, давление должно изменяться очень медленно, но у 
людей была одна-единственная мысль – добраться до свежего воздуха. Я и сам 
чувствовал то же самое. Через мгновение мы выскочили из люка на палубу. Все 
задыхались. У многих болели уши, потому что мы поднялись слишком быстро. Тем 
временем я и вахтенный офицер осматривали горизонт. Нигде ничего не было видно. 
Мы снова могли вздохнуть свободно. И впервые за все время, поднявшись на мостик,
 я не закурил сигарету. Это о многом говорило.

Приказ гласил: идти в Норвегию под водой. Использовать шнорк. Это чрезвычайно 
опасные воды. Но нелегко выполнить такой приказ с людьми, которые никогда не 
имели дела со шнорком. По-настоящему тренировать их было негде, так как Балтика 
больше не была безопасным местом для морских тренировок. Однако нам позволили 
потратить два дня на тренировки в Норвегии.

После того как мы проветрили подлодку, я решил не погружаться снова, во всяком 
случае со шнорком. Я не хотел задохнуться, как крыса в западне. Надо будет 
попытаться разобраться с ним, когда мы придем в Норвегию.

Вид с мостика открывался великолепный. Солнце сияло, на небе ни облачка. Не 
похоже, что нас смогут захватить врасплох в такую погоду. Поэтому, независимо 
от приказа, я решил, что лучший и скорейший способ добраться до Норвегии – 
плыть на поверхности. Кстати, это и самый надежный способ выиграть пари и бочку 
шампанского, потому что я на поверхности шел со скоростью 18 узлов, а субмарина 
типа XXI под водой могла развить только девять. На сей раз ничего плохого не 
случилось. Мы увидели два самолета, находившиеся далеко от нас. По нашему 
прослушивающему устройству мы знали, что они не используют радар. Я не мог 
понять причины этого. Я был совершенно уверен, что они выполняют обычный 
патрульный полет, но не ищут специально подлодки. Давно уже ни одна подлодка не 
проходила здесь на поверхности, а шнорк мы использовали только ночью. Летчики, 
конечно, знали это, так ради чего стоило им напрягаться? Если мы увидим, что 
они приближаются, мы всегда успеем погрузиться раньше, чем они смогут нас 
атаковать хоть с каким-нибудь шансом на успех. Но они прошли мимо в 6000 метрах 
от нас.

26 апреля 1945 года мы вошли на базу в Южном Христианзунде. Я выиграл 
шампанское, потому что до 27 апреля ни одна лодка не пришла.

Теперь мы готовились к операции. В одну из теплых ночей северной весны мы с 
командой устроили пикник на склоне горы. Мы расположились вокруг костра. Звезды 
мерцали и искрились над нами, а отблески пламени окрашивали небо в красный цвет.
 В моей памяти навсегда останется это место, своими массивными скалами 
напоминающее о битве с циклопами. Здесь были все 48 человек, единая команда. Мы 
разговаривали о трудных днях нашей страны, о судьбе наших близких и друзей. У 
нас не было недостатка в вине, однако мы не смеялись и не пели. Ничто не 
нарушало молчания этой северной ночи. Слишком горькими были наши мысли. 
Несколько дней назад мой инженер узнал о смерти своего отца. Он потерял руку в 
Первой мировой войне, а погиб, воюя в фольксштурме, во Вторую. Германия, еще 
три года назад могущественнейшая держава, побеждена и разрушена. Вражеские 
войска катятся по ее просторам. Огонь погас. Наш последний вечер на берегу 
закончился. Завтра мы выходим в море.

Пока мы были в Христианзунде, адмирал Дениц обратился по радио с заявлением, 
что, хотя и нет вопроса о сдаче, полное поражение неизбежно. Гитлер якобы убит