|
таким, что, выслушав однажды старшин, я разрешил употреблять шнапс на борту.
Они, как и все мы, предпочитали получать чуть больше выпивки, чем предписано
уставом. Зимой температура на Балтике обычно около 20 градусов ниже нуля, а
стальной мостик постоянно покрыт льдом. Там без всякой защиты мы, промерзшие до
костей, и должны стоять четыре часа подряд. После этого нет ничего лучше, чем
добрый стакан горячего грога. Я разрешил, хорошо зная, что, если на меня
донесут, последствия будут весьма неприятными.
Дух команды на флоте уникальный, особенно среди одногодков. У нас существовал
свой собственный особый кодекс правил, и каждого, кто его нарушал, мы
бойкотировали. Мы даже решали, кого рекомендовать к производству в офицеры, и
здесь у нас было право вето. Мы имели собственный журнал, в котором
рассказывалось о жизни на флоте, особенно об отличиях и наградах. В 1944 году
мы решили собраться в Восточной Пруссии и, хотя в то время это было очень
трудно, встречу сумели организовать. Приехали все, кто мог. Нелегко было
обеспечить всех гостиницами, но нам удалось и это. Все было устроено на высшем
уровне. Мы даже нашли женскую компанию – балерин, актрис, школьниц, друзей
семьи. Какой же праздник без них! Собралось более 200 человек, закончилось
празднество посещением оперы и прогулкой по Кенигсбергу. Здесь были парни из
морской авиации, с патрульных судов, тральщиков, торпедоносцев, эсминцев,
больших кораблей и подлодок, размещенных почти в каждой стране Европы. Как все
изменилось! Несколько лет назад мы были мальчиками. Теперь мы – настоящие
мужчины с огромным военным опытом.
Командующим моей флотилией был капитан, получивший в начале войны Рыцарский
крест за потопление авианосца. Мы все доверяли его откровенности, отвращению к
болтовне, высокому моральному духу. Он говорил и о производстве нового
секретного оружия, которое должно спасти нас от поражения. Все говорили с
уверенностью об этом оружии, будто оно продолжает производиться по всей стране.
Но все это надо было делать с самого начала войны и действовать более
предусмотрительно, а не настраиваться так сверхоптимистично, как после кампании
на Западе. Подумать только! После падения Франции часть наших заводов
практически переключилась на мирное производство. Теперь, когда война достигла
решающей фазы, выпуск нового оружия в достаточном количестве стал проблемой.
Наша промышленность, как известно, страдала от не прекращавшихся налетов
авиации союзников. Из-за них постоянно происходил спад производства. Конечно,
теперь настала очередь значительных улучшений, в чем уверены и штатские и
военные. Этому, конечно, способствовал и воинственный немецкий темперамент, и
наша пресса, широко распространявшая сведения о новом секретном оружии.
Появились публикации материалов, раньше доступных только определенным кругам,
связанным с проблемами «Как мы можем победить» и «Какие средства помогут нам
победить». Печатались также статьи о новых принципах управления секретным
оружием, приводились фото из иностранных газет и технических журналов, делавших
выводы, что уже испытываются высокоэффективные устройства, такие, как
скоростные радиоуправляемые снаряды, невидимые в полете, или абсолютно новый
тип самолета. Иностранная пресса предупреждала собственный народ о возможных
сюрпризах с немецкой стороны и тем увеличивала нашу уверенность в наших силах.
Когда все эти публикации были засекречены, всем, естественно, хотелось их
прочитать. Это основная черта человеческой натуры – чувствовать собственную
значительность, ощущая, что вы принадлежите к привилегированным кругам,
обладающим информацией. Таким образом, слухи о новом решающем оружии проходили
через массы людей. Теперь, если разговор касался мрачных перспектив, кто-нибудь
обязательно говорил, что люди, очевидно, не знают ничего и болтают вздор. Разве
они не слышали, что… Желание – часто отец мысли. Так или иначе, сомневавшиеся
снова собирались с духом. Мы просто идем к победе в войне с таким новым
секретным оружием, и каждый, кто не хочет это признать, очевидно, игнорирует
огромные успехи, произошедшие в техническом вооружении. Вот так.
Регулярно каждые три месяца адмирал Дениц приезжал подбодрить нас. Он обычно
произносил горячие речи. Можно было спокойно заключать пари, что он закончит
очередную речь словами: «Мы будем вести эту войну, пока не достигнем
окончательной победы». После парада он часто оставался еще на день с нашей
флотилией и проводил вечер с командирами учебных кораблей. Мне приходилось
сидеть рядом с ним, и он всегда производил на меня впечатление энергичного и
надежного человека, совершенно уверенно го, что победа будет достигнута. На все
критические замечания он отвечал отрывистыми ссылками на ультрасовременные
подлодки, способные совершать буквально сказочные действия. С апреля 1944 года
ежедневно выпускались по две такие подлодки, что означало 60 в месяц или 720 в
год, Он утверждал, что уж если он не мог правильно оценить ситуацию, то не мог
никто. Постоянно встречаясь с Гитлером, он знал, что настроение в штабе было
абсолютно спокойным, уверенным. Люфтваффе испытывает новые типы самолетов, и
скоро мы увидим перелом в войне в нашу пользу. Надо только продержаться
какое-то время. Он также обещал командирам учебных кораблей, что они будут
первыми командирами новых подлодок. Мы приобрели так много опыта в наших
ежедневных маневрах, помимо того что были немногими оставшимися в живых после
начала войны, что он намеренно освободил нас от командования воевавшими сейчас
подлодками, чтобы доверить нам новые субмарины. Когда бы он ни приезжал к нам,
он оставлял нас в надежде на лучшее будущее, несмотря на мрачное настоящее. Он
командовал подводными силами Германии и успешно руководил подводной войной до
конца 1942 года. Он, в отличие от других важных персон, не придерживал для
|
|