– В следующий раз поразит прямо в голову, – сказал Гальс.
   Немного поодаль мы обнаружили ветерана, судетца, Линдберга и гренадера. Они 
спали, растянувшись на траве. Мы улеглись рядышком и вскоре тоже погрузились в 
сон…
   Так закончилась битва за Белгород. Немецкие войска утратили земли, с 
громадными потерями захваченные десятью днями ранее, и отдали многие другие 
территории. Треть солдат полегла на поле боя. Среди них было много солдат 
гитлерюгенда.
   Что же случилось с юным красавцем с лицом Мадонны, с его другом, у которого 
был чистый взгляд, и с красноречивым студентом? Возможно, они полегли на 
русской земле, как гармонист, который пел о том, что хочет вернуться в мирную 
зеленую долину только затем, чтобы умереть.
   Над останками погибших в России немцев нет надгробий. В один день какой-то 
мужик запашет останки, засыплет их удобрением и засеет пашню подсолнухами.
Часть третья
Отступление
Осенняя кампания, 1943
Глава 7
На передовой, 1943 год
   В результате окончательного перехода Харькова под контроль советских войск 
по Южному и Центральному фронтам был нанесен мощный удар. Через образовавшиеся 
бреши действовали танки неприятеля, поставившие под угрозу нашу оборону. 
Началось всеобщее отступление. Русским удавалось взять в кольцо окружения целые 
дивизии. После того как нашу часть снабдили новым оружием и боевыми машинами, 
нас часто использовали для отражения атак неприятеля, вклинившегося за линию 
обороны. Мы совершали подвиги, о которых затем сообщалось в сводках 
командования. Стоило только появиться бойцам «Великой Германии», как противник 
бросался в бегство. По крайней мере, это следовало из официальных сводок. О том,
 что нам приходится несладко, – еще бы, мы в окружении, войска оставляют оружие 
и боеприпасы и бегут по болотам, – об этом, разумеется, ничего не сообщалось. 
Не говорили сводки и о том, как попал в плен целый взвод во главе с адъютантом: 
его не успели освободить. Или о том, что мы совсем пали духом. Ведь нам 
предстояло провести на войне еще одну зиму, а значит, на покрытых льдом реках 
появятся новые мосты из трупов (такое мне уже приходилось видеть на Днепре). 
Снова будут оставлены на произвол судьбы целые полки. Опять разворотят землю 
снаряды, а мы будем задыхаться от страха где-нибудь, скажем, под Черниговом. На 
руках снова появятся волдыри, а мы все смиримся с мыслью о неизбежной смерти.
   С тех пор прошло много лет. Генералы успели написать кучу мемуаров. В них 
они остановились на трагической судьбе немецких солдат. Им понадобилось всего 
несколько слов, чтобы сообщить, сколько человек замерзло или погибло от 
болезней. Но о том, что испытывают те, кто остается в живых, те, кто хоть и 
находится среди товарищей, но понимает, что никому нет дела до его страданий, – 
об этом они не написали ни строчки. Я, по крайней мере, ничего такого не читал. 
Ни разу не приходилось мне встречать упоминания о простом солдате – том, на 
котором срывает зло начальник, которого готов разорвать на куски неприятель 
(неприятеля хотя бы официально положено ненавидеть), солдате, перед которым 
проходит бесконечная череда смертей. А затем в момент победы наступает самое 
главное разочарование: солдат понимает, что даже она не вернет ему свободы. 
Остаются лишь преступления, совершенные на войне, и презрение за все содеянное 
в годы мира.
   – Только затем вы и вступаете в бой, – заметил как-то наш командир, капитан 
Весрейдау. – Вы, озверев, отчаянно обороняетесь даже тогда, когда приказано 
наступать. Так не бойтесь ничего. Ведь жизнь – это война, а война – это и есть 
жизнь. Свобода – сказка для простачков.
   В минуты уныния капитан Весрейдау всегда приходил нам на выручку. Он никогда 
не кичился своим званием. Напротив, всегда подчеркивал, что он – один из нас. 
Капитан вместе с нами проводил часы в карауле, а порой заходил в землянку и 
заводил беседу. В такие минуты мы забывали о том, что происходит вокруг. И 
сейчас передо мною, будто наяву, встает его изможденное лицо. Вот он сидит 
среди солдат. Лампа бросает на его лицо неровные блики.
   Весрейдау любил повторять:
   – Германия – великая страна. Поэтому и проблемы перед нею стоят колоссальные.
 Чем мы хуже противника? Мы должны выполнять приказ, даже если не согласны с 
ним: ведь за нами наша страна, наши товарищи, наши семьи. Против же нас – 
половина мира. Да вы и сами понимаете. Я изъездил весь мир. Приходилось бывать 
даже в Южной Африке и Новой Зеландии. Воевал в Испании, потом в Польше, потом 
во Франции. Теперь вот воюю в России. Везде я видел одно и то же. Еще отец учил 
меня гибкости, и, хотя на мою долю выпало много бед, я последовал его совету. 
Часто, вместо того чтобы обнажить меч, я лишь улыбался и говорил себе, что 
виноват я сам.
   Впервые столкнувшись с войной – было это в Испании, – я решил наложить на 
себя руки: так мне стало тошно от того, что мы там творили. Но я видел, как 
вели себя испанцы. Ведь они тоже верили, что сражаются за правое дело, и не 
стеснялись убивать. Я видел, как, оправившись от страха, брались за оружие 
французы: начинали воевать, хотя это и было бесполезно. А ведь мы готовы были 
протянуть им руку. Люди вообще не любят перемен. Они их боятся, ненавидят и 
будут сражаться за то, против чего протестовали, лишь бы все оставалось 
по-старому. Какой-нибудь философ, который всю жизнь провел за письменным столом,
 может повести за собой целое стадо: стоит лишь провозгласить, что все люди 
равны. Дураку ясно, что между людьми различий больше, чем между петухом и