слов с сержантом, он отступил, пропуская нас. Мы въехали в лес, где увидали 
пулемет в действии. Его обслуживали двое солдат. Еще дальше виднелся целый 
муравейник: солдаты, бесчисленные палатки, орудия, легкие танки, мортиры, 
поставленные на полозья. Забитую лошадь подвесили на дерево, солдаты в шинелях, 
запачканных кровью, превращали ее в бифштекс. Нас спрашивали, не привезли ли мы 
почту, и разражались ругательствами, когда узнали, что писем с нами нет.
   Офицер проверил документы. Рота, которую мы обслуживали, находилась 
восточнее. С проводником-адъютантом мы продолжили путь через леса, в которых 
скрывалось три, а то и четыре тысячи человек, а затем пересекли целый ряд 
небольших полупустых холмов; я и сейчас как будто вижу их перед собой. Белый 
снег пересекали три телефонных провода, слегка засыпанные.
   – Вот мы и на месте, – сказал адъютант. Он ехал верхом. – За опушкой 
попадете под обстрел противника, так что не жалейте лошадей. Следуйте по 
проводу. Рота, которую вы ищете, находится в километре отсюда.
   Он отдал честь, как полагается, и ускакал. Мы взглянули друг на друга.
   – Ну вот, снова начинается, – сказал сержант, несомненно, ветеран тылового 
обслуживания.
   Он повел нас вперед, но неожиданно остановился.
   – Попытаемся прорваться, придется действительно ехать как можно быстрее. 
Гоните лошадей. Если русские нас заметят, будут стрелять, но обычно до начала 
стрельбы проходит какое-то время. Если станет совсем жарко, санки с 
боеприпасами придется оставить: окажетесь от них на расстоянии меньше тридцати 
метров, мамочку придется забыть навсегда.
   Я вспомнил про нападение на конвой близ Харькова.
   – Вперед, – прокричал кто-то, чтобы показать, что ничего не боится.
   Сержант забрался на первые сани. Вскоре мы достигли вершины холма. Лошади, 
задыхавшиеся от подъема, остановились, прежде чем начать спуск.
   – Гоните их! – проревел сержант. – Здесь оставаться нельзя!
   – Хлыстом! – закричал Гальс парню, держащему поводья.
   Наши сани начали спускаться первыми. Как сейчас вижу трех лошадок, прыгающих 
по снегу от одного ухаба к другому. Белое облако можно было увидеть издалека. 
Мы трое сгрудились позади возницы, в центре саней, на темно-зеленых ящиках с 
надписью белыми буквами, от одной мысли о которой становилось дурно. Мы так 
боялись, что и думать забыли о морозе.
   Через застилавшую глаза белую пургу я пытался разглядеть горизонт, хотя 
ехали мы очень быстро. Мне показалось, что вдали перед нами виднеются избы. 
Вокруг на удивление симметричные окопы нарушили безупречную белизну склона. 
Несмотря на высокую скорость, я заметил, как необычно выглядели границы этих 
ям: вырванная взрывами земля приобрела ярко-желтый оттенок. Они напоминали 
огромные, причудливые цветы с темно-коричневыми середками и желтыми лепестками, 
на краю приобретавшими бледный, почти белый цвет. Окопы, которые уже давно там 
были вырыты и уже успели покрыться снегом, представляли собой разновидности 
этого удивительного узора.
   Без происшествий мы спустились с горы. Показались несколько почти 
разрушенных изб и большие пушки, утонувшие в снегу.
   У избы со слетевшей на землю крышей мы остановились. Ближайшая к нам стена 
представляла собой решетку, через которую было видно, как внутри трудятся 
саперы. Кажется, они разбирали дом. Вышли несколько человек с бревнами в руках. 
Появился пухлый сержант, который нес в руках что-то белое.
   – Разгружайте прямо здесь, – сказал он. – Саперы восстанавливают сарай. 
Через час закончат.
   От грохота выстрела мы бросились на землю. Справа показались желтые всполохи,
 а затем целый гейзер из камней и грязи, бивший в воздух футов на тридцать.
   Сержант спокойно повернулся в сторону разрыва.
   – Чертова грязь, – сказал он. Сержант проглядел наши бумаги.
   – А, – произнес он, похлопывая рукой в перчатке по ящикам. – Это не для нас. 
Наши поставки опаздывают уже на три дня, мы живем на неприкасаемых запасах. 
Если так и дальше будет… Вы, шоферы, не упустите случая поразвлечься! Солдаты 
на фронте умирают от мороза. А уж когда внутри пусто, не слишком-то повоюешь. – 
Он похлопал себя по пузу.
   Судя по его талии, не похоже было, что он долго постился. Наверное, успел 
завести себе личный склад с продуктами. На фронте же явно, несмотря на наши 
усилия, не хватало продовольствия.
   – Пойдете вон туда. – Сержант указал на тропинку. – Подразделение удерживает 
часть побережья Дона. Лучше двигаться ползком, если, конечно, вам жизнь дорога.
   Мы отправились по снегу. Дорогу указывали наполовину утопшие в снегу 
грузовики. За возвышением специально набросанным сугробом были прикрыты 
крупнокалиберные пушки и тяжелые гаубицы. Мы их прошли, и они полностью исчезли 
с наших глаз: великолепная маскировка.
   Подошли к траншее, в которой рыли копытами землю тощие лошади. Им бросили 
связки сена – такого сухого, что оно напоминало пыль. Бедные твари тыкались 
ноздрями в сено, но аппетита оно у них явно не вызывало. Несколько замерзших 
лошадиных трупов лежало на земле среди тех лошадей, которые еще стояли. Солдаты 
в длинных шинелях наблюдали за лошадьми. Пройдя через окопы, мы услышали, как 
где-то рядом стрекочет пулемет.
   – Вот теперь прибыли на место, – заметил наш возница со странной улыбкой.
   Траншеи, окопы, убежища повсюду. Нас остановил патруль.
   – Девятый пехотный полк, энская рота, – сказал лейтенант. – Это что, нам?
   – Нет, господин лейтенант. Мы ищем другое подразделение.
   – А, – сказал офицер. – Придется оставить сани здесь. Нужное вам