Наша рота обстреляла партизан из гранатометов. В местности, зажатой между 
холмов, гранаты разрывались с ужасным грохотом. Затем вражескую позицию полил 
огнем пулемет – мы узнали его по звуку. Еще двух бросков гранат стало 
достаточно, чтобы принудить партизан к бегству. Одного из них сразил выстрел.
   – Вот ублюдок! – крикнул Принц. – Даже тошно стрелять в таких придурков. 
Сидел бы себе дома и ждал, пока закончится война. Будь я на их месте, я бы и 
пальцем не пошевелил. И ты, Сайер, правда?
   Дом! Да, сидеть бы себе дома и ждать, пока закончится война…
   Я согласно кивнул.
   – А теперь придется их перестрелять, – сказал Принц. – Вот мерзость.
   С позиции врага доносились крики. Слева тишину весеннего дня прервал грохот 
пулемета и гранатометов. Неожиданно один из русских приподнялся по пояс и 
открыл огонь из пулемета. Стрелял он наугад, но одного из наших ранило в руку, 
а второго отлетевшей рикошетом пулей – в икру. Пулемет сразил русского.
   Два партизана выскочили из окопа. Пулемет уложил их на землю.
   – Ты видел? – спросил Смелленс у пулеметчика. – Ты попал в девчонку!
   – В девчонку? А не врешь? Если уж бабы идут у них в бой…
   Через несколько минут мы пересчитали убитых партизан. Шесть человек примерно 
нашего возраста. Среди них две красивые девушки, покрытые кровью.
   От вида убитых нам стало нехорошо. Ведь надо же было, чтобы они встали у нас 
на пути!
   Мы двинулись в деревню. За нами медленно шли грузовики.
   Возможно, враг получил неверные сведения. Вероятно, русские переоценили нашу 
численность. А может, они испугались? Непонятно зачем они оставили почти 
выигранную позицию.
   Солнце бросало яркие лучи на узкую пыльную дорогу. В начале колонны 
завязалась стычка между нашими солдатами и партизанами, засевшими на сельском 
кладбище. Кладбище было типично русским: повсюду синий, золотой, белый цвета. 
Гранатометы и легкие зенитные орудия разнесли кладбище. Два отряда выбили 
партизан и заняли территорию. Партизаны укрылись в избе, где хранилось зерно. 
На двери враг намалевал лозунг: «Враг будет разбит. Победа будет за нами!»
   Чтобы побыстрее покончить с последним оплотом сопротивления, мы зарядили 
пулемет разрывными зажигательными пулями. После первого же выстрела крыша 
заполыхала. У партизан были лишь автоматы, но они не тратили пули даром.
   От выстрела зениток крыша упала. Партизаны бросились бежать. Наши два отряда 
побежали к зданию, чтобы не дать русским уйти. У развалин полулежал бородатый 
старик. Он положил руку на плечо застреленного товарища и выкрикивал проклятия. 
Его не испугали наши винтовки, он продолжал грозить нам кулаком. Никому не 
пришло в голову его застрелить. Мы отошли на триста метров. Старика погребло 
под развалинами.
   В небе показались вспышки. Первые ряды нашего отряда уже шли по улицам 
деревни и стреляли во все, что двигалось. Остатки партизан бросились к холмам. 
В этот момент они оказались без прикрытия, и нам удалось застрелить не менее 
двадцати бойцов.
   Особенно много партизан уложил пулемет. Наконец стрельба прекратилась. К нам 
вышли люди с осажденного немецкого поста. Многие были ранены, двенадцать солдат 
погибли. Мы оказали первую помощь раненым и выгнали из изб жителей. Везде 
полыхали пожары.
   Жители деревни стали их тушить. На это ушел час. Затем все они, и мы в том 
числе, собрали в одном месте мертвых. Увидев мужа, сына, возлюбленного, женщины 
кричали и плакали. Похоже, большая часть партизан жила в этой деревне.
   Вскоре рыдания сменились проклятиями. Мы молча собрали своих убитых и 
раненых. Стоял такой прекрасный день. Трудно было поверить, что все это 
происходит на самом деле.
   Гальс, тащивший раненого, всматривался в горный ландшафт. Птицы по-прежнему 
пели и весело летали в голубом небе. Мы напоминали изголодавшихся зимой 
животных, которые радуются весеннему солнцу и тому, что не надо искать ночлег. 
Происшедшее мы воспринимали как досадное недоразумение, которое лишь на время 
прервало мирную радость природы.
   Жители же по-прежнему рыдали от отчаяния, а их брань, понять смысл которой 
мы не могли, досаждала нам.
   Брошенный кем-то камень попал в лицо одному из наших раненых. Два пехотинца 
вскочили, потрясая ружьями.
   – Вы, свиньи, перестаньте! Или мы в вас дырок проделаем!
   Но ругательства не утихали. Особенно поразительно было видеть искаженные 
ненавистью лица женщин, которые потрясали кулаками.
   Неожиданно в небе появились шесть советских самолетов. Русские воспрянули 
духом и закричали:
   – Ура! Сталин!
   Они показывали друг другу на самолеты. На их лицах была написана ненависть. 
Мы вспомнили и о своих убитых: о трагической смерти солдат, стоявших по линии 
отступления зимой. Лица изувеченных солдат, лежащих под темным зимним небом.
   Во рту пересохло. Мы смотрели, как все усиливается гнев крестьян, 
заплативших слишком большую цену за бой, которого можно было бы избежать. Если 
бы поступил приказ стрелять, мы бы без колебания повиновались. Я видел, как у 
двоих уже затряслись автоматы в руках, а лица исказились от гнева.
   Но тут появилась высокая стройная фигура Весрейдау, побелевшего от гнева. Он 
остановился в пяти метрах от русских и так на них посмотрел, что они тут же 
угомонились. За время долгих кампаний в России Весрейдау успел выучить русский. 
Он с той же вежливостью, какую требовал от солдат, приказал поселянам