литературные способности, увлекался философией и был приверженцем антропософии 
Штайнера. Кейтель попал под обаяние его личности, хотя никогда не предпринимал 
[24] попыток сближения. Основополагающие принципы реорганизации вооруженных сил 
Германии, которые впоследствии отстаивали Кейтель, Бломберг и небольшая группа 
офицеров старого генерального штаба, во многом сформировались в дни совместной 
службы на Западном фронте, когда офицеры-единомышленники в числе первых увидели 
скрытые возможности военного флота, второй на тот момент составной части 
вермахта — независимо от того, что в то время флотские формирования 
использовались на их участке фронта как части сухопутного базирования. 
Не осталось практически ни одного документального свидетельства об отношении 
Кейтеля к революции 1918 г., падению империи и Вильгельму II. Наряду с 
пренебрежительным отзывом о кайзере Лизы Кейтель, чьи взгляды были созвучны 
политическим воззрениям мужа, достоверно известно только то, что в рабочем 
кабинете Кейтеля в управлении рейхсвера на почетном месте стояла фотография 
кронпринца с дарственной надписью. Скорее всего, его отношение к событиям не 
отличалось от отношения десятков тысяч офицеров и миллионов солдат-фронтовиков, 
для которых кайзер давно уже превратился в некую мнимую величину — символ, но 
не личность. Вся Германия восприняла революционные события конца 20-х как 
стихийное бедствие, степной пожар... 
Кейтель колебался, сомневался и ненавидел вместе с нацией, оставаясь офицером, 
имеющим честь... 
В Нюрнберге он сказал, что всегда оставался солдатом — при кайзере, при Эберте, 
при Гинденбурге и при Гитлере... 
С 1925 по 1933 г., без учета краткосрочной командировки в Минден, где Кейтель 
командовал дивизионом 6 артиллерийского полка, он прослужил в организационном 
отделе управления сухопутных войск рейхсвера, став руководителем сектора, а в 
1930 г. — начальником [25] отделения. К этому же периоду службы относятся 
первые теоретические разработки Кейтеля и его единомышленника оберста Гейера о 
реструктуризации вооруженных сил. Генерал-лейтенант Ветцель, начальник 
управления (неофициального генерального штаба), привлекал Кейтеля к разработке 
оперативных планов боевого использования 100-тысячного рейхсвера и формированию 
некоего подобия резервных частей. 
Можно до бесконечности спорить о достоинствах и недостатках будущего начальника 
штаба ОКВ, но никто не вправе отрицать очевидное: в споре с генералом Беком и 
его концепцией непомерно раздутой сухопутной армии историческая правда 
оказалась на стороне Кейтеля, Бломберга и Йодля с их идеей трех пропорционально 
развитых составных частей вермахта — армии, военно-воздушных и военно-морских 
сил. 
Проблема взаимоотношений с Гитлером, вина и ответственность солдата — темы 
отдельного разговора, тем более что они исчерпывающе освещены в «последнем 
слове» подсудимого Кейтеля в конце книги. На свою беду Вильгельм Кейтель 
оказался человеком с «государственным» типом мышления: он верил рейхсканцлеру 
Брюнингу, позже Папену. Национал-социалисты с Гитлером во главе никогда не 
вызывали его доверия, но он считал, что только сильная власть способна вывести 
Германию из затянувшегося на десятилетия кризиса. 
КЕЙТЕЛЬ В ЗЕРКАЛЕ МНЕНИЙ
Неоднозначность личности генерал-фельдмаршала Третьего рейха породила массу 
спекулятивных мнений и противоречивых суждений о его гениальности и 
твердолобости, угодничестве и бескомпромиссности, верности и вероломстве... 
[26] 
Британский военный историк Уилер-Беннет в ставшем широко известным исследовании 
«Немезида власти», изданном в Лондоне в 1953 г., собрал в кучу все праведные и 
неправедные обвинения, прозвучавшие в адрес Кейтеля на процессе в Нюрнберге. В 
результате получилось, что «Кейтель — скрытый нацист; безвестный и бесталанный 
вюртембергский офицер; амбициозный, но лишенный способностей; верный, но 
бесхарактерный...» 
Американец Дуглас Келли, врач-психиатр Нюрнбергской тюрьмы, в своей книге «22 
человека вокруг Гитлера» описывает Кейтеля как «типичного прусского юнкера и 
прусского генерала, чьи предки свыше 100 лет носили мундиры прусской гвардии и 
владели крупными наделами земли». Келли, по всей видимости, не был знаком с 
трудами Уилера-Беннета, поэтому наделил фельдмаршала «высоким интеллектом, 
правда, несколько менее разносторонним, чем у Йодля...»{7} 
Не менее уважаемый англосаксонский военный историк Гордон А. Крейг в своей 
книге «Прусско-немецкая армия 1640–1645 гг. Государство в государстве», не 
мудрствуя лукаво, называет Кейтеля «человеком без характера и обожателем 
фюрера». 
Карл Хензель, один из общественных немецких защитников в Нюрнберге, опытный и 
одаренный журналист, автор книги «Суд удаляется на совещание», увидел в Кейтеле 
«типичного немецкого генерала, без проблеска мысли за толстыми сводами черепной 
коробки, чью сущность можно объяснить только издержками воспитания в кадетском 
корпусе...» 
В многочисленных мемуарах, интервью и исследованиях свое мнение о Кейтеле 
высказали практически все высшие офицеры Третьего рейха: генерал-фельдмаршал 
Манштейн, генерал-оберст Гальдер, генерал пехоты доктор Эрфурт... Никто из них 
не отрицает выдающегося [27] организаторского таланта начальника штаба ОКВ, но 
все в один голос называют его «удобным подчиненным» — «рабочей скотинкой», по 
выражению Гальдера. 
Исторические параллели неизбежны, но практически всегда некорректны — иные 
времена, иные нравы, иные обстоятельства и люди. Одно из самых избитых 
сравнений — исторические судьбы маршалов Кейтеля и Бертье. Напомню вкратце: