|
командования и большого генерального штаба, когда начальник генштаба был
«духовным вождем» армии, а главнокомандующий совмещал должность генерального
инспектора и был своего рода полновластным феодальным князьком. Я не знаю, что
привело Бека в так называемое «Сопротивление», а вскоре и в ряды
государственных изменников, был ли он одержим тщеславием или в нем говорило
оскорбленное самолюбие. Не исключено, что Бек надеялся занять пост
главнокомандующего сухопутной армией.
Очевидно другое: никто не навредил фон Браухичу так, как это сделали
честолюбивый Бек, оскорбленный отставкой Хоссбах и 1-й адъютант бывшего
главкома сухопутной армии оберстлейтенант Курт Зиверт — «старая гвардия» и
особо приближенные к Фричу персоны. [178]
Я всегда выступал на стороне Фрича и защищал его перед фюрером из чувства
благопристойности, солдатской солидарности и... эгоистических соображений,
чувствуя ответственность за выбор, сделанный — отчасти по моей рекомендации —
Адольфом Гитлером. По-товарищески я помог фон Браухичу разрешить многолетнюю
бракоразводную тяжбу с первой женой и разрешить все вопросы финансового
характера, хотя он никогда не просил меня об этом прямо. Генералитет третировал
его, как незадолго до этого Вернера фон Фрича, и спохватился только тогда,
когда уже ничего нельзя было сделать. Что потеряла армия, генералы поняли
только после декабрьского кризиса в битве за Москву и последовавшей вслед за
этим отставки фон Браухича. Как известно, 19.12.1941 Адольф Гитлер возложил на
себя обязанности главнокомандующего сухопутными силами.
Я не намерен прибегать к иносказанию и заявляю без оглядки на проходящий в
Нюрнберге процесс военных преступников: Браухич служил не за страх, а за
совесть. Не его вина, а беда фюрера в том, что военный талант будущего
фельдмаршала оказался востребованным не в полной мере — Гитлер не сумел оценить
масштабность личности фон Браухича и даже не пытался правильно понять его.
ПЛАН «ОТТО» — ВТОРЖЕНИЕ В АВСТРИЮ
Через неделю после моего вступления в новую должность последовал срочный вызов
в штаб-квартиру фюрера в Бергхофе без объяснения причин. 12 февраля 1938 г.
адъютант сопроводил меня в рабочий кабинет Гитлера. Фюрер сказал, что примерно
через полчаса ждет у себя федерального канцлера Австрии Курта фон Шушнига. Он
уже давно собирается поговорить с ним искренне и доверительно, смягчить
возникшую [179] напряженность и разрешить наконец противоречия в отношениях
между двумя братскими народами. Он вызвал меня для того, чтобы Шушниг увидел в
его ближайшем окружении профессиональных солдат — с минуты на минуту из Мюнхена
должны подъехать Рейхенау и Шперле. Генералы произведут на нашего гостя должное
впечатление. Целый день мы изнывали от безделья, но в переговорах с фон
Шушнигом участия так и не приняли. Если предмет переговоров был нам в основном
известен, то о частностях мы узнали только во второй половине дня, во время
церемонии так называемого «полночного чаепития». На процессе это подтвердил и
тогдашний госсекретарь министерства иностранных дел Австрии Гвидо Шмид.
Я и два присутствовавших в Бергхофе генерала прекрасно понимали, что одно
только наше присутствие оказывает психологическое давление на австрийцев. Я с
огорчением подумал тогда, что впервые в жизни не просто играю предписанную мне
кем-то роль, но и выступаю в виде некоей «политической декорации». Это ощущение
только усилилось после того, как во второй половине дня по просьбе австрийской
делегации был объявлен небольшой перерыв для внутренних консультаций и Гитлер
вызвал меня к себе. Все было разыграно, как по нотам! Шушниг не успел сделать и
двух шагов по коридору, как из кабинета раздался оглушительный вопль Гитлера:
«Генерал Кейтель!.. Где Кейтель?.. Срочно вызовите его ко мне...» Я переступил
порог кабинета, который только что покинул австрийский канцлер, в ожидании
соответствующих приказов. Гитлер был сама любезность: «Проходите...
Присаживайтесь... Пока приказов нет...» Мы провели около 10 минут в
индифферентной беседе, затем я снова был свободен. О том, какое впечатление
произвело это на Шушнига и австрийцев, показал процесс.
Эту ночь мы провели в шале фюрера — лично я в [180] первый и в последний раз за
все годы нашей совместной работы. Уже на рассвете я выехал из Бергхофа в Берлин
для выполнения приказа Гитлера «разработать вместе с Канарисом и Йодлем
комплекс мероприятий по введению австрийцев в заблуждение». Переговоры
закончились вполне успешно — не было и речи о каких-либо приготовлениях
военного характера, о чем я и проинформировал главнокомандующего сухопутными
силами.
Тем неожиданнее для нас стал приказ Гитлера от 10 марта 1938 г. вступить на
территорию Австрии. Меня вызвали в рейхсканцелярию и вкратце сообщили о том,
что фюрер считает переговоры с австрийцами сорванными, поскольку Шушниг
назначил плебисцит по вопросу о независимости Австрии, и видит единственный
выход из создавшегося положения в военной интервенции.
Я предложил главнокомандующему сухопутной армией и его начальнику генштаба
срочно выехать к Гитлеру и получить приказы непосредственно от него, поскольку
прекрасно понимал, что Бек откажется выслушивать их от меня. Фон Браухич
находился в служебной командировке, поэтому вместе с Беком в рейхсканцелярию
отправился я. Гитлер сразу же пресек все поползновения и поставил Бека на
место — тому не осталось ничего другого, как подчиниться и уже через несколько
часов доложить мне о том, какие силы может выставить армия к утру 12 марта. 11
марта, ближе к вечеру, после многочасовых консультаций и согласований фон
Браухич получил подписанный приказ о подготовке к маршу.
В этот день я вернулся домой около 20.00, совершенно упустив из виду, что еще
три недели тому назад мы с супругой отправили приглашения и вечером 11 марта
ожидаем прихода гостей. Среди множества гражданских и военных визитеров
|
|