голосу разума и развестись, и упрекнул его в том, что он не удосужился 
посоветоваться со мной в преддверии решающего шага, хотя я всего лишь на 
несколько лет моложе, чем он. Я даже мог бы провести своего [113] рода 
расследование, полностью отдавая себе отчет в том, что со своей стороны он 
никогда не отважится на это. Фон Бломберг вяло оправдывался, что поступил так 
ради будущего наших детей, и я должен наконец понять это. Ни о каком разводе не 
может быть и речи — «это редкостная по нынешним временам взаимная привязанность,
 и я скорее пущу себе пулю в лоб...». Со словами «фюрер ждет вас к 17.00 в 
гражданской форме одежды» он оставил меня в своем бывшем кабинете и в смятенных 
чувствах отправился домой... к молодой жене. 
Морально опустошенный, я присел в кресло, только сейчас обратив внимание на то, 
что все время разговора простоял на ногах. Мне потребовалось некоторое время, 
чтобы хоть немного прийти в себя. Я знал, что он упрям и твердолоб, особенно 
когда движется напролом к поставленной цели, но не до такой же степени. Теперь 
вторая, еще более неприглядная, история с Фричем. Что все это значит? Так и не 
найдя ответа, я поехал домой, переоделся в гражданский костюм и предался 
мучившим меня мыслям, так ни о чем и не рассказав супруге. Позвонил Геринг — я 
должен срочно приехать к нему домой. 
Геринга интересовало, о чем рассказывал мне фон Бломберг после встречи с 
фюрером и не называл ли он мне имя своего преемника. «Нет, но ваша кандидатура 
настолько очевидна, что не может быть никаких сомнений на этот счет, — ответил 
я. — Тем более что вы вряд ли захотите подчиняться какому-либо армейскому 
генералу...» Он тут же согласился, поскольку и сам был безоговорочно уверен в 
таком повороте событий. Неожиданно я опять вспомнил о Фриче. Так кто же 
все-таки скрывается за этим? Геринг рассказал, что уже очень давно принимает 
участие в развитии этой любовной истории. Фройляйн Грун собиралась выйти замуж 
за другого человека, но по просьбе фон Бломберга за отказ от притязаний на руку 
и сердце прекрасной [114] дамы он, Геринг, отправил соперника в хорошо 
оплачиваемую заграничную командировку. Подробности грехопадения будущей фрау 
фельдмаршальши были ему прекрасно известны, и он не преминул поделиться ими со 
мной — оставлю их при себе, щадя нравственность читателя... 
РАЗГОВОР С ФЮРЕРОМ
...В 17.00 я явился в рейхсканцелярию и сразу же был препровожден в рабочий 
кабинет Адольфа Гитлера. До сих пор между нами состоялся только один короткий 
разговор в присутствии фон Нейрата и фон Фрича непосредственно после 
ремилитаризации Рейнской области. Кроме этого, я дважды сопровождал Бломберга 
на вечерних докладах в штаб-квартире фюрера, а в 1936 г. присутствовал на 
заседании правительственного кабинета по поводу реформы уголовного права и на 
обсуждении финансирования вооружений вместе с президентом имперского Рейхсбанка 
и министром экономики Ялмаром Шахтом. На всех этих совещаниях я даже рта не 
раскрыл — сидел за широкой спиной Бломберга и составлял беглый конспект 
выступлений. Моя фамилия была знакома Адольфу Гитлеру по донесениям и маневрам 
1935 г., когда я командовал дивизией. 
Адъютант Гитлера оберст Хоссбах ревностно следил за тем, чтобы никто не мог 
попасть к фюреру, минуя его, как это происходило с Рейхенау, который появлялся 
в штаб-квартире запросто и без церемоний или же без каких-либо согласований с 
адъютантурой — в столовой рейхсканцелярии прямо за обеденным столом Гитлера. 
Впоследствии я никогда не злоупотреблял своим правом напрямую обращаться к 
фюреру и бывал у него только после настойчивых приглашений. 
Могу засвидетельствовать, что «дело Бломберга» [115] потрясло Гитлера до 
глубины души, но не было и речи о каком-либо «нервном срыве», как утверждал 
один из главных свидетелей обвинения на Нюрнбергском процессе, бывший дипломат 
Ханс Бернд Гизевиус. Фюрер всегда говорил о том глубоком уважении, которое 
испытывал к фельдмаршалу, и о том оскорблении и злоупотреблении доверием, 
которому подвергся со стороны фон Бломберга в качестве свидетеля на его свадьбе.
 Гитлер спросил меня, принял бы офицерский корпус эту невероятную женитьбу, 
слухи о которой все же распространились, несмотря на принятые меры. Я ответил 
отрицательно. Но мне было известно и другое: Бломберга в войсках не любили, и 
вряд ли кто-то пролил хотя бы одну-единственную слезинку в связи с его 
отставкой. Об этом я говорить не стал. Он (Гитлер) предложил Бломбергу покинуть 
Германию на год и отправиться в кругосветное путешествие. Бломберг с видимым 
облегчением согласился и отправился в изгнание. Сейчас фюрер хотел бы 
проконсультироваться со мной по поводу будущего преемника военного министра. 
Первым я назвал Геринга и объяснил мотивы своего выбора. Гитлер немедленно 
возразил — об этом не может быть и речи, поскольку тот и так отвечает за 
«четырехлетний план», на нем люфтваффе — и лучшего командующего ему не найти. 
Кроме того, он назначил Геринга официальным преемником в случае своей смерти. 
Следующим я предложил Фрича. Гитлер молча подошел к письменному столу и 
протянул мне рапорт с требованием санкции на возбуждение уголовного дела против 
Фрича по статье 175 имперского уголовного кодекса, подписанный министром 
юстиции Францем фон Гюртнером. Гитлер сказал, что этот документ давно уже лежит 
на его рабочем столе, но он не дает ему хода, поскольку продолжает испытывать 
определенные сомнения на этот счет. В настоящий момент, когда вопрос о 
преемнике министра не терпит [116] отлагательства, он не имеет морального права 
прикрывать генерала. Пусть все сомнения разрешит суд. Гюртнер и Геринг 
придерживаются такого же мнения. 
Я потерял дар речи, просмотрев документ Гюртнера: с одной стороны, я 
отказывался допускать, что это результат преступной небрежности министерства 
юстиции или же прямого подлога со стороны дознавателей, с другой стороны, я не 
мог поверить ни одному прочитанному слову. Я предположил, что это какая-то