человеке, да и в мятеже нет ничего хорошего... 
Лиза Кейтель — матери 
Вольфенбюттель, 23 ноября 1918 г. 
Получила письмо от Вильгельма от 19-го сего месяца. Пишет, что 20 ноября выйдут 
к Рейну, а через 10 суток — к Везелю. Я рассчитываю, что к концу месяца он уже 
будет дома. Вильгельм подавлен военными поражениями и взбешен разнузданностью 
взбунтовавшейся черни — размахивающими красными тряпками солдатами. Думаю, что 
все, кто пережили эти последние недели войны, испытывают сейчас чувство 
безнадежности. А то ли еще будет... [39] 
Тестю 
Ахаус, 10.12.1918 
Недели, прошедшие со времени нашей последней сентябрьской встречи, наполнены 
такой горечью, на наши плечи обрушился такой камнепад событий, что иному 
хватило бы на всю жизнь. Потребуется немало времени, чтобы осмыслить, что же на 
самом деле произошло со всеми нами... 
Смертельно уставший, я прибыл в Брюгге в ночь с 27 на 28 сентября. Спустя час 
началось наше последнее наступление во Фландрии, закончившееся отступлением к 
Антверпену. Отступление было проведено организованно: поэтапно, с остановками 
на отдых и без больших потерь в живой силе. Антверпен должен был быть удержан 
любой ценой. Здесь нас застало известие о революции в Германии. В городе 
неделями болтались экипажи оставшихся не у дел военно-морских сил, так что 
питательная среда для «красного бунта» была обеспечена наилучшим образом... 
Наш славный флот, покрывший себя неувядаемой славой на морском театре военных 
действий за 4 года войны, стал рассадником бунтовщиков и дезертиров. Крушение 
некогда железной дисциплины было чудовищным зрелищем. Тебе будет легко 
представить, как все происходило у нас, если я расскажу тебе, что для 
осуществления служебных обязанностей мне было решительно необходимо обзавестись 
«охранной грамотой» солдатского комитета и нацепить на автомобиль красный флаг. 
В противном случае первый же «революционный патруль» остановил бы меня, 
разоружил, сорвал погоны вместе с кокардой и конфисковал автомобиль... 
14-дневный марш через Бельгию 170.000 солдат, подчиненных штабу Морского 
корпуса, я бы назвал тяжелейшим маневром, который мне приходилось до сих пор 
совершать. Несмотря на неудовлетворительное состояние дисциплины во многих 
частях и связанные [40] с этим проблемы, отступление прошло достаточно гладко и 
без каких-либо осложнений. 30 ноября в 05.00, за час до блокирования переправ, 
последний немецкий солдат форсировал Рейн. За Рейном все и началось, поскольку 
все захотели отправиться по домам, непременно в числе первых. Те, для кого 
символами солдатской добродетели были дисциплина и железный порядок, пережили 
самое большое потрясение в своей жизни. Армия превратилась в обезумевшее стадо. 

Благодарение Богу, мы еще молоды и в силах восстановить то, что в безумной 
горячке было разрушено до основания в считанные дни. Мне видится, что 
Национальное собрание, созванное в срочном порядке, еще в состоянии сохранить 
жизнеспособность государства и преодолеть негативные последствия бесславной 
войны и революции. 
Моя нынешняя работа заключается в организации отправки в тыл нескольких 
немецких дивизий и будет продолжаться от 2 до 3 недель. Затем штаб отправится 
на расформирование в Вильгельмсхафен. Что будет с нами, еще не ясно. Думаю, что 
нужно пока воздержаться от опрометчивых и поспешных шагов, даже если я приму 
решение навсегда распрощаться с офицерской карьерой... 
Лиза Кейтель — родителям 
Вольфенбюттель, 22 дек. 1918 
...Главная радость — это возвращение Вильгельма. Он приехал совершенно 
неожиданно вечером в пятницу. У меня от сердца отлегло, когда я увидела, что он 
в добром здравии и не настолько подавлен, как я этого опасалась... Наши 
брауншвейгские порядки{21} окончательно [41] перевернули все и вся. Пока не 
оправдываются и наши надежды на созыв Национального собрания.{22} 
Лиза Кейтель — матери 
Вольфенбюттель, 28.2.1919 
...Сегодня Вильгельм прислал обнадеживающее письмо из Берлина: он и его 
командир вызваны в Военное министерство на собеседование и обсуждение 
ближайшего будущего немецких вооруженных сил... 
Отцу 
Штеттин, 22.3.1919 
Год тому назад, как раз накануне твоего дня рождения, все мы находились под 
впечатлением большого наступления на Западе, битвы за Францию — на вершине 
наших военных успехов. Кто бы мог подумать тогда, что всего год спустя у нас не 
хватит сил осадить зарвавшийся польский сброд, не говоря уже о наведении 
элементарного порядка в собственной стране. Мне бы очень хотелось, чтобы ты и 
впредь пребывал в своем уединении и не мучил себя страшным зрелищем нужды, 
бедствия и позора. Я опасаюсь только, что культивируемый в Брауншвейге 
радикализм или, если хочешь, коммунизм совьет гнездо в тишайшем уголке бывшего 
герцогства. Временами я стыжусь признаться, что родом из Брауншвейга... 
Вот уже 6 недель я нахожусь на новой должности в штабе 2 корпуса. Сегодняшняя 
военная служба требует от каждого офицера определенного самоотречения и даже 
самопожертвования, но привитое старой армией чувство гражданской 
ответственности заставляет отмести в сторону все личные соображения и делать 
все возможное, чтобы предотвратить расползание большевизма по стране. В силу 
служебного положения я лучше, чем кто-либо, представляю себе реальные [42] 
масштабы угрозы. Мне как-то довелось услышать мнение, что, мол, революционная