выступать против полицейского произвола. Никакое мероприятие органов 
безопасности не могло быть оспорено ни в административном суде, ни через 
предъявление иска о возмещении ущерба, ни через обвинение в оскорблении 
личности, и уж конечно, ни с попытками обвинения властей в незаконном лишении 
свободы. Гражданам оставался только один путь борьбы за свои права: действия 
полиции безопасности могли быть обжалованы путем обращения к ее же начальнику.
      При подобном правовом беспределе Гейдрих мог сам решать, насколько будет 
простираться его власть над беззащитными согражданами. Он становился царем и 
богом над жизнью и свободой немцев. И, как уже было сказано, получил 
возможность бесконтрольно подвергать людей арестам и заточению в концлагеря. 
Хотя в опубликованной имперским МВД 12 апреля 1934 года базовой директиве о 
превентивных арестах и говорилось, что «помещение в концентрационный лагерь в 
виде наказания за совершение преступных или противоправных действий — 
недопустимо» и может быть «произведено только по решению суда», руководители 
полиции безопасности присвоили себе право исправлять или ужесточать приговоры 
судебных инстанций.
      Нередко, когда осужденные покидали тюрьмы после отбытия вынесенных судом 
сроков наказания, у ворот их уже поджидали люди Гейдриха. Автоматически 
заточению в концлагеря подвергались следующие категории граждан: лица, 
обвинявшиеся в измене родине; коммунистические функционеры (даже после отбытия 
ими тюремного наказания); все осужденные, а также и неосужденные члены 
международных религиозных объединений, чьи пацифистские лозунги 
интерпретировались как призывы к разложению оборонной мощи государства.
      Гейдрих и его полиция сами решали судьбу политически неблагонадежных (по 
их мнению) граждан. Теперь они могли передавать их судам или же депортировать в 
лагеря. В основном избирался второй путь, тем более что превентивный арест в 
отличие от полицейского не подлежал судебному контролю. 27 февраля 1937 года 
Гейдрих направил в гестапо следующее предписание:
      «Предлагаю в будущем не прибегать к полицейским арестам, чтобы избежать 
судебного расследования правомерности полицейских мероприятий. Постановление о 
полицейском аресте… не является необходимостью, если имеется возможность 
вынести решение о превентивном аресте».
      Гейдрих не ограничивался лишь политическими мотивами, постоянно расширяя 
понятие «враг государства». Когда не хватало политических критериев, 
притягивались уголовнополицейские аспекты, и «враг государства» становился 
«подрывным элементом». Под предлогом превентивных мер по борьбе с преступностью 
полиция безопасности обратила свое внимание на те группы населения, которые так 
или иначе отказывались подчиняться требованиям нацистского режима. Так что 
понятие «подрывной элемент» становилось все расплывчатее.
      Постепенно выкристаллизировались три основные группы лиц, подлежавших 
направлению в концлагеря. К первой относились «профессиональные» преступники и 
преступники в обычно понимаемом смысле слова: граждане, три раза отсидевшие в 
тюрьмах или понесшие дисциплинарные наказания сроком не менее шести месяцев. Ко 
второй — «асоциальные элементы»: нищие, бродяги, цыгане, праздношатающиеся, 
проститутки, гомосексуалисты, сутяги, алкоголики, драчуны и задиры, нарушители 
правил дорожного движения, психопаты, душевнобольные, спекулянты. К третьей — 
лица без определенных занятий и те, кто в двух случаях отказывался от 
предлагаемой работы без должного на то основания".
      Полиция безопасности сама определяла, какие люди подпадали под ту или 
иную категорию и кого следовало отправить в концентрационный лагерь (в прежние 
времена в Германии люди никогда не становились жертвами подобного произвола).
      Вместе с тем с успехами полиции безопасности были связаны внутренние 
противоречия и слабости, не радовавшие ее шефа Гейдриха. Взять хотя бы то 
обстоятельство, что быстрый взлет его по служебной лестнице вызвал зависть 
многих видных руководителей СС. Даже Гиммлер стал понемногу притормаживать его 
дальнейшее продвижение наверх.
      В Германии Адольфа Гитлера право быть впереди завоевывали только те, кто 
умело владел своим мачете в джунглях борьбы за компетенции и власть. Вместо 
парламентских дискуссий начались баталии за полномочия: политическая власть 
определялась принадлежностью к определенным кругам, умением приспосабливаться к 
обстановке, наличием прав. Должностное положение подчас ничего не значило. Так 
что господство Гейдриха было неполным. Отдавая приказы на арест, он не мог 
контролировать концлагеря. Поэтому он и предложил Гиммлеру передать ему 
управление лагерями, всячески обосновывая необходимость и целесообразность 
объединения полиции и концлагерей в одних руках.
      Концентрационный лагерь являлся, по сути дела, основой гиммлеровского 
полицейского государства, представляя собой молчаливую и постоянную угрозу для 
любого немца. Концлагерь с колючей проволокой, по которой пропущен 
электрический ток, и вышками с часовыми придавал системе контроля полиции, 
возглавляемой СС, гнетущую реальность: буквы «ка цет» должны были войти глубоко 
в сознание каждого человека и парализовать оппозиционный дух. Как сказал Ойген 
Когон: «Основной задачей концлагерей являлась изоляция действительных или 
мнимых противников националсоциалистского господства. Обособление, клевета, 
унижение человеческого достоинства, слом и уничтожение — вот каковыми были 
действенные формы этого террора».
      Эсэсовские господа сознательно отказались от превращения лагерей в места 
для политического перевоспитания. Вполне вероятно, что некоторые легковерные 
националсоциалисты и думали, что политический противник может быть 
перевоспитан в лагере и через некоторое время выпущен на свободу. В 
действительности же концлагеря были с самого начала задуманы как инструмент