прокуратура настояла на судебномедицинском вскрытии трупа Гуго Хандшуха. 
Заключение гласило: «Кровоподтеки от ударов тупыми предметами… приведшими к 
смерти». В конце октября 1933 года прокуратура попыталась раскрыть причину 
«самоубийства» заключенных Вильгельма Франца и Дельвина Катца. И в этом случае 
«вскрытие обоих трупов показало постороннее вмешательство… Смерть наступила 
вследствие удушения».
      Прокуратура и в дальнейшем обращалась в министерство юстиции с 
ходатайством о проверке лагерных порядков в Дахау и их соответствия правовым 
нормам. Она выдвинула также обвинение против коменданта лагеря оберфюрера СС 
Хильмара Ваккерле, лагерного врача Нойернберга и секретаря канцелярии 
Мутцбауэра, «содействующих подобным порядкам». Гиммлер был вынужден, как 
говорится, «сдать» коменданта лагеря, но резко выступил против предания 
состояния дел в лагере огласке и начала судебного процесса. Министру внутренних 
дел Баварии предложили прекратить расследование преступлений в Дахау «по 
политикогосударственным соображениям».
      В дальнейшем Гиммлер запретил доступ прокурорских работников в концлагерь.
 По его настоянию имперский комиссар юстиции Ханс Франк отдал указание 
генеральному прокурору «приостановить ход расследования дел в Дахау до 
последующих распоряжений». Баварская прокуратура тем не менее вышла 12 июля 
1934 года с новым ходатайством «продолжить расследование противоправных дел в 
концентрационном лагере Дахау и установить виновных».
      Гейдрих немедленно отреагировал на это, заявив: «Выдвижение мюнхенской 
прокуратурой нового требования о расследовании положения дел в Дахау 
свидетельствует, какими методами, притянутыми буквально за волосы, она работает,
 чтобы приписать этому концлагерю мнимые преступления».
      В концлагере поторопились замести следы, а 27 сентября 1934 года 
оберпрокурор Винтерсбергер прекратил следствие.
      Хитрым маневром Гиммлер ухитрился обуздать прокуратуру. Он уговорил 
ведущего прокурора Вальтера Штеппа вступить в СС с присвоением ему звания 
гауптштурмфюрера под предлогом предоставить ему возможность разобраться с 
непорядками в Дахау. Из критика баварского гестапо Штепп превратился в его 
функционера, став через год заместителем начальника.
      Однако и в Пруссии тоже шла борьба против гестаповского произвола в 
концентрационных лагерях. Первый руководитель прусской тайной государственной 
полиции Дилс разогнал так называемые «дикие», образованные главным образом 
штурмовиками концентрационные лагеря. Ему удалось также привлечь к выдвинутой 
им идее ведения борьбы с политическими преступлениями, используя власть и 
авторитет министерства внутренних дел, двух сотрудников министерства юстиции, 
сторонников националсоциализма — оберпрокурора Вернера фон Хааке и прокурора 
Гюнтера Джоэля. Они образовали центральную прокуратуру, которая стала 
разбираться в основном с содержащимися там гангстерами из числа штурмовиков.
      Отдельные демарши предпринимались и в отношении некоторых учреждений 
гестапо. Так, например, фон Хааке обрушился на начальника шверинского гестапо 
штурмфюрера СС Иоахима Хофмана, создавшего по собственной инициативе концлагерь,
 в котором заключенные подвергались истязаниям (на гестаповском жаргоне — 
«вулканизировались»). В конце концов Хааке арестовал Хофмана. Как потом 
вспоминал фон Хааке: «Передо мной оказался человек фанатичного, садистского 
склада, с необычно замороженными чувствами. Он напомнил мне Гейдриха — не 
только своей сутью, но движениями и даже жестами».
      Судом по уголовным делам Хофман был 6 апреля 1934 года приговорен к 13 
годам заключения. Его пособники получили различные сроки наказания.
      Этот пример воодушевил и других юристов. Генеральный прокурор Бреслау 
Вальтер Шеффер после кровавых событий 30 июня арестовал 20 эсэсовцев, в том 
числе двух штандартенфюреров, по обвинению в убийствах. Они были выпущены на 
свободу только после вмешательства статссекретаря министерства юстиции Роланда 
Фрайслера107. Уход Дилса и присоединение Геринга к лагерю ГиммлераГейдриха 
оставили правозащитников даже без той половинчатой помощи, которую они имели. А 
в ноябре 1934 года Геринг с яростью заявил на заседании прусского 
государственного совета: «Есть еще прокуроры, которые испытывают радость, 
отправляя членов партии, обладающих почетными знаками, в тюрьмы. Но мы положим 
конец их грязным делам!»
      И все же некоторые юристы не позволяли себя запугать. В начале 1935 года 
саксонский прокурор Вальтер обвинил руководство концлагеря Хоэнштайн в 
истязаниях заключенных и потребовал начать судебное разбирательство в отношении 
гестаповца Эриха Фогеля. Когда лагерных палачей осудили на длительные сроки 
заключения, саксонский гауляйтер Мучман попытался оказать давление на суд и 
потребовал оправдать подследственных. Однако имперский министр юстиции Франц 
Гюртнер108 выразил протест, заявив: «Жестокости и зверства, смахивающие на 
восточный садизм, не могут быть ничем оправданы».
      Суд не изменил своего решения, но месть нацистов последовала 
незамедлительно. Два судебных заседателя были исключены из партии, прокурору 
преложили выйти из СА. Более того, в дело вмешался Гитлер, который помиловал 
осужденных и приказал прекратить судебное разбирательство в отношении Фогеля.
      Явный произвол побудил Гюртнера, бывшего в думе националлибералом, 
сделать рискованный шаг. Он исходил из того, что деспотизм фюрера и гестапо 
можно обуздать лишь в том случае, если бы удалось сохранить минимум правовых 
норм. Министр попытался найти союзника в лице только что назначенного 
рейхскомиссаром по вопросам юстиции Ханса Франка, который намеревался 
произвести делиберализацию уголовного права, исходя из расплывчатого понятия 
защиты так называемых народных ценностей, но не одобряя произвола всесильной