серебристой лисиц и другие меха».
      Как показал штурмбанфюрер СС Фасбендер, заплачена за них была лишь 
половина реальной стоимости.
      Сам же генералгубернатор приобретал у варшавских евреев по необычно 
низким ценам кольца с бриллиантами, золотые браслеты, автоматические ручки с 
золотыми перьями, а также консервы, чемоданы для пикников, кофеварки и 
продовольственные товары. Кроме того, Франк отдал распоряжение отправить в его 
имение Шобернхоф в Южной Германии продукцию государственного хозяйства 
Крессендорфа — 200 000 яиц, консервированные ягоды и фрукты, постельное белье и 
мебель. Только в ноябре 1940 года в Шобернхоф были направлены два транспорта с 
грузом в 72 килограмма говядины, 22 килограмма свинины, 20 гусей, 50 кур, 11 
килограммов салями, 13 килограммов ветчинной колбасы и 11 килограммов ветчины 
(в первом) и 80 килограммов сливочного масла, 50 килограммов растительного 
масла, 12 килограммов сыра, 1440 яиц, 20 килограммов зернового кофе и 56 
килограммов сахара (во втором). Награбленные в польских церквах произведения 
пластики, изображения мадонн и ангелов, а также иконы стали предметами 
украшения его домовой церкви в Шобернхофе…
      Все вышеперечисленное свидетельствует о хищениях и коррупции самого 
низкого свойства, отягощенных тем обстоятельством, что… высокие государственные 
и политические деятели рейха используют свое служебное положение и сложившиеся 
в результате войны обстоятельства для личного обогащения.
      Гиммлер воспользовался этим подвернувшимся случаем для нанесения удара по 
Франку. К тому же ближайший сподвижник генералгубернатора, радомский 
губернатор Карл Лаш, был только что отстранен от должности изза коррупционного 
скандала, выявленного полицией безопасности. Шеф СС полагал, что на этот раз 
ему удастся поставить Франка на колени. 5 марта 1942 года Франк прибыл в 
салонвагон шефа имперской канцелярии Ламмерса и предстал перед инквизиционным 
трибуналом в составе шефа партийной канцелярии Бормана и Гиммлера. В качестве 
обвинителя выступил рейхсфюрер СС. С педантичной точностью он перечислил все 
грехи властелина Польши, начиная с принятия шурином Франка, Хайнрихом Хербстом, 
шведского гражданства и кончая мехами его жены Бригитты.
      И Франк был вынужден принять Крюгера в качестве статссекретаря 
правительства генералгубернаторства, а также согласиться с правом получения им 
непосредственных указаний от рейхсфюрера СС. Люблинского губернатора Цернера, 
враждебно настроенного против СС, он согласился отстранить от должности.
      Но главной своей цели гиммлеровский трибунал не достиг. Франк возвратился 
в Краков и тут же продемонстрировал, что готов продолжать борьбу против СС. 10 
марта он направил Ламмерсу письмо, в котором отказался от всего, сказанного им 
в салонвагоне: «Я могу утверждать, что в генералгубернаторстве существует 
безукоризненный государственный, экономический и социальный порядок в чисто 
немецком духе, который в состоянии отклонить любые злопыхательства в свой адрес.
 Я решительным образом протестую против даже самых малейших попыток обвинения 
меня в коррупции, которые отметаю на законном основании».
      И хотя он все же назначил Крюгера статссекретарем правительства, Цернер 
остался на своей должности. Франк поступал так, будто бы ничего и не произошло, 
продолжив свои нападки на СС и полицию. Что касалось донесений СД, то он 
охарактеризовал их, что было даже занесено в протокол заседания 
правительственного кабинета, как «составленные на основе измышлений шпиков 
доносы, не имевшие ничего общего с реальной действительностью и представлявшие 
собой продукт ненависти в отношении государственной работы, проводимой в 
генералгубернаторстве».
      "Когда же Глобчик без разрешения краковского правительства приступил к 
выселению поляков из Люблинского района и поселению вместо них немцев, ярости 
Франка не было границ. Не думая о последствиях, он начал такую кампанию против 
Гиммлера, на которую никто другой в третьем рейхе не осмеливался.
      Незадолго до своей смерти Франк записал в дневнике: «В 1942 году я, 
наконецто, образумился». Сомнения, появившиеся у него 30 июня 1934 года в 
штадельхаймерской следственной тюрьме, несколько усилившиеся в ходе борьбы 
против целесообразности дальнейшего существования концентрационных лагерей, 
теперь превратились в уверенность. Бывший адвокат фюрера стал предупреждать 
немцев о ядовитой сущности тоталитарного государства. Принимая приглашения 
различных университетов, он выступал с их кафедр в Берлине, Вене, Мюнхене, 
Гейдельберге, донося до слушателей четко сформулированную идею необходимости 
борьбы с произволом СС и полиции.
      Вот отрывок из его выступления в Берлинском университете 9 июня 1942 
года: «Ни одна из империй не существовала без соблюдения законности и прав, а 
тем белее выступая против них. Народом нельзя управлять грубой силой, жизнь его 
в бесправном положении немыслима… Недопустимо, чтобы в государстве член 
общества лишался чести, свободы, жизни и собственности без предъявления ему 
соответствующего обвинения и судебного разбирательства».
      Выступая 1 июля 1942 года в Венском университете, он сказал: «Я всегда 
буду доказывать несостоятельность представления государственнополицейских 
идеалов в качестве идеалов националсоциализма. Многие говорят: человечество 
устало и не в состоянии переносить жесткость нынешнего времени. Я же 
придерживаюсь другого мнения. Каждое государство, в том числе и наше, должно 
исходить из основного положения о том, что его методы обязаны соответствовать 
историческим задачам, которые оно перед собой поставило. Гуманность и 
человечность ни в коем случае не могут угрожать его существованию».
      В докладе 20 июля 1942 года в Мюнхенском университете им было заявлено: 
«Даже во время войны постулат правовой культуры для развития народного