их в довольно щекотливое положение. И Гиммлер попытался переложить всю вину на 
диктатора, заклиная генералов: «Я ведь не делаю ничего, о чем бы не знал фюрер».
 Гейдрих же отметил, что в оккупированной Польше дело дошло до размолвок с 
командованием сухопутных войск, поскольку «указания, требовавшие от оперативных 
групп применения самых радикальных мер по отношению к полякам (например, 
ликвидация буквально тысячами руководящей верхушки страны), не были доведены до 
командования вермахта и тем более до войск, в результате чего действия полиции 
и СС рассматривались ими как произвол и грубое своеволие».
      Военные быстро поняли, чтo именно привело в Польшу оперативные группы СС. 
Уже 8 сентября начальник абвера адмирал Канарис сообщил оберквартирмейстеру 
генералу Штюльпнагелю132, что руководство СС похваляется тем, что ежедневно 
расстреливается не менее 200 поляков, причем никакого судебного разбирательства 
не производится. Жертвы в основном евреи, дворяне и священники…
      Через три дня в поезде фюрера под Илльной Канарис доложил начальнику 
штаба верховного главнокомандования вермахта Кейтелю о происходящем и 
предупредил: «За такие методы и поступки мир когданибудь предъявит обвинение 
виновным, в том числе и вермахту, на глазах которого происходит подобное».
      Генералполковник Кейтель на это, однако, не отреагировал, прикрывшись 
лишь каннибальской логикой Гитлера: если вермахт не желает сам заниматься 
«такими делами», то пусть смирятся с тем, что ликвидационную работу 
осуществляют полиция безопасности и СС.
      Таким образом вермахт взял на себя роль стороннего статиста. И хотя 
подчиненные Канариса собирали материалы о преступных делах оперативных групп СС,
 по несчастной Польше продолжал катиться вал террора. Охотники за людьми из 
состава оперативных групп и команд восторженно констатировали дословное 
выполнение указаний Гитлера:
      «Лица из числа руководства в Польше, выявленные нами, уничтожаются. Те же,
 кто подрастет, будут нами учтены и через определенный промежуток времени 
ликвидированы».
      Со списками на руках гейдриховские молодчики арестовывали польских 
учителей, врачей, чиновников, священнослужителей, помещиков и коммерсантов и 
собирали их в сборных лагерях, в целом ряде которых эти люди подвергались 
уничтожению. Фабрика по изготовлению топленого жира в Торуне, мельница в 
Бромберге (Быдгоще), лагеря Солдау и Штуттхоф, седьмой форт в Познани стали для 
тысяч поляков последними этапами их жизни.
      «Наша задача состоит в ликвидации радикальных элементов», — заявил 
штурмбанфюрер СС Редер, возглавлявший оперативную команду в Бромберге. 
«Радикалами» считались в первую очередь польские националисты, члены союза 
«Вестмаркен» (западные области) и польские шовинисты, требовавшие аннексии 
некоторых регионов рейха.
      О гонениях на священников говорит тот факт, что, например, в епархии 
Пелплина из 690 известных священнослужителей было арестовано две трети. Тот же 
Редер докладывал в Берлин: «Большая часть католических священников устранена».
      Историк Мартин Бросцат, анализирующий немецкую политику в Польше, отмечал,
 что только за первые месяцы немецкого господства число жертв там достигло 
нескольких десятков тысяч человек. Гейдрих заявил 27 сентября 1939 года: «От 
польского руководящего состава в оккупированных областях осталось не более трех 
процентов».
      Наряду с оперативными группами СС в Польше свирепствовали и фольксдойче. 
В Данциге и Западной Пруссии несколько тысяч фанатиков наводили страх и ужас, 
не прощая полякам пережитых унижений.
      Положение усугублялось тем, что с началом военных действий польские 
власти и организации, подвигнутые гитлеровской пропагандой и шпиономанией, 
обрушились на немцев, проживавших в западных областях страны. В движение пришли 
тысячи людей. На разноцветной бумаге составлялись списки. Тех, кто значился на 
красной бумаге, отправляли в местные тюрьмы, на розовой — в лагеря для 
интернированных, на желтой — высылались в центральные и восточные районы Польши.
 Националистические организации проводили специальные акции по спискам на 
черной бумаге, расправляясь с «немцами», «гитлеровцами», «швабами».
      50 000 немцев были изгнаны из мест своего проживания на западе Польши, 
тысячи исчезли за тюремными решетками. Полицейские наряды на автомашинах 
грабили дома и подворья немцев, расправляясь с хозяевами. Погибли тысячи людей, 
не выдержав избиений палками разъяренных толп. Власти третьего рейха утверждали 
потом, что, по состоянию на 1 февраля 1940 года, ими были обнаружены трупы 13 
000 немецких жителей. Цифра эта явно завышена, ближе к действительности — 
соображение Бросцата, который считал: было убито от 4 до 5 тысяч, да еще в 
результате военных действий погибло около 2 тысяч немецких жителей.
      
      Тем не менее убийства, совершенные поляками и немцами, имели коренное 
отличие: действия поляков не были централизованными, и репрессии производились 
не по заданию государства. Немало поляков скрывали немецких жителей от 
разъяренных толп, а польские офицеры защищали преследуемых.
      Польские немцы для своей защиты стали создавать отряды добровольной 
милиции, которые вскоре превратились в мстителей националистического толка. 
Данцигский гауляйтер Альберт Форстер со своим хаймвером и специально 
сформированным вооруженным подразделением двинулся в Западную Пруссию, где 
развязал самую настоящую войну против польского населения, соединив 
пропагандистский угар с холодным расчетом. Он хотел показать фюреру, что 
является первым гауляйтером на Востоке, освободившим свою область от поляков.
      Претензии Форстера на руководящую роль и его стремление заслужить