фронту, танкисты, которые, как и мы, играют роль «пожарной команды» верховного 
командования. Наша общая задача – помочь пробиться тем частям, которые попали в 
окружение в Будапеште, открыть для них коридор для отхода и соединения с 
остальными силами. Вместе мы сможем вытащить эти каштаны из огня. Год за годом. 
День за днем. Я воевал во всех секторах восточного фронта, я полагаю, что 
приобрел значительные познания в области военной тактики. Опыт учит, что только 
практика ведет к совершенству, практическое знание – единственный критерий того,
 что возможно и невозможно, хорошо или плохо. Совершая вылеты каждый день, мы 
должны знать тщательно каждую канаву, каждую складку земли внизу, потому что мы 
постоянно летаем на низкой высоте.
   На земле царит неразбериха. Некоторые из наших бронетанковых частей разбиты 
и панцер-гренадеры брошены в бой как обычные пехотинцы. Танки, которые всегда 
работали вместе с ними в одной команде, чувствуют себя неуверенно, пехота, 
назначенная им, не имеет никакого практического опыта совместных боевых 
действий, и это может закончиться опасными сюрпризами. Я не могу понять, как 
мог быть отдан такой приказ, более того, трудно себе вообразить худший выбор, 
чем сектор, выбранный для этого наступления, в котором много болот и прочих 
препятствий, когда существует так много более благоприятных альтернатив. Пехота,
 с другой стороны, должна наступать по плоской, открытой местности, которая 
идеальна для танков, но имеет слишком мало укрытий. Враг полностью использует 
свои преимущества и вот наша пехота противостоит советским стальным монстрам, 
оставшись без поддержки танков. Зачем эти напрасные потери? Виновников нужно 
отдать под суд. Кто отдал эти приказы? Мы сидим все вместе вечером и размышляем 
об этих вопросах.
 
***
 
   30 декабря получена радиограмма о том, что я должен немедленно прибыть в 
Берлин и доложить рейхсмаршалу. Я киплю от злости, потому что как мне кажется, 
мое присутствие незаменимо во время этих трудных операций. Я вылетаю в Берлин в 
тот же день, следую через Вену и полон решимости вернуться к моим товарищам 
через два или три дня. Приказ есть приказ. Единственный багаж, который я беру с 
собой – большой портфель для депеш со сменой белья и туалетными 
принадлежностями. Ввиду серьезности ситуации я отвергаю возможность задержаться 
в Берлине надолго.
   По пути меня не покидает ощущение, что меня вызывают по какому-то 
малоприятному поводу. Когда я был ранен последний раз, в ноябре, я получил 
приказ, запрещающий мне летать, несмотря на который я возобновил полеты, как 
только вышел из госпиталя. До сегодняшнего дня никто об этом не вспоминал и я 
постепенно начал истолковывать это молчание как молчаливое согласие, но сейчас, 
как я предполагаю, этот вопрос встал снова и меня вызывают «на ковер». Я лечу в 
Берлин с большой неохотой, зная, что я никогда не подчинюсь этому приказу. Я не 
могу просто весело глазеть по сторонам, советовать или отдавать приказы в то 
время, когда моя страна находится в опасности, особенно когда мой обширный опыт 
дает мне преимущество перед теми, кто не получил достаточной подготовки. Успех 
– плод опыта и соразмерен с ним. Несмотря на то, что я был ранен пять раз, 
несколько из них – серьезно, мне везло, что я всегда быстро выздоравливал и был 
способен вновь и вновь пилотировать самолет, день за днем, год за годом, по 
всему восточному фронту – от Белого моря до Москвы, от Астрахани до Кавказа. Я 
знаю русский фронт вдоль и поперек. Поэтому я чувствую беспрестанную 
обязанность продолжать летать и сражаться до тех пор, пока не смолкнут пушки и 
свобода нашей страны не будет обеспечена. Я смогу это сделать, потому что 
здоров физически и натренирован занятиями спортом, моя хорошая форма – один из 
наиболее ценных источников моей силы.
   После короткой остановки у друзей в Вене я приземляюсь в Берлине и 
немедленно докладываю по телефону в Каринхалле. Я бы предпочел ехать туда 
немедленно, чтобы вылететь обратно не теряя времени. К моему смущению мне 
приказывают оставаться в Фюрстенхофе и обратиться в Министерство Люфтваффе за 
пропуском на специальный поезд рейхсмаршала, который отправляется на запад. Моя 
поездку будет более длинной, чем я ожидал. Кажется, мой вызов не имеет ничего 
общего с наложением взыскания.
   На следующий вечер мы отправляемся на запад со станции Грюневальд. Это 
означает, что новый год я встречу в этом поезде. Я стремлюсь не вспоминать о 
моем подразделении, как только я начинаю о них думать, у меня все чернеет перед 
глазами. Что принесет нам 1945 год?
   Мы прибываем в район Франкфурта рано утром 1 января. Я слышу рев самолетов и 
вглядываюсь в серую предрассветную дымку. Армада истребителей, летящих на 
низкой высоте, проходит рядом с вагоном. Моя первая мысль: «Американцы»! 
Миновала вечность с тех пор, как я видел так много наших самолетов в небе 
одновременно. Но это просто невероятно: на них на всех немецкая свастика и это 
одни истребители – Ме-109 или ФВ-190. Они направляются на запад. Позднее мне 
придется узнать об их задании. Вот поезд останавливается, мне кажется, что мы 
где-то неподалеку от Наухейма-Фридберга. Меня уже ожидает автомобиль и, миновав 
лес, мы подъезжаем к зданию, которое напоминает древний замок. Здесь меня 
приветствует адъютант рейхсмаршала. Он говорит мне, что Геринг еще не прибыл и 
мне придется его подождать. Он не знает, зачем меня вызвали. У меня нет иного 
выбора как щелкнуть каблуками и оставаться здесь, в западной штаб-квартире 
Люфтваффе.
   Я отправляюсь на двухчасовую прогулку. Какой в этой холмистой и поросшей 
лесами местности чудесный воздух! Я с удовольствием наполняю им легкие. Зачем