или Аттилы, и этих явных признаков вполне бы хватило, чтобы взорвать расовые 
теории Гиммлера, если бы тот дал себе труд задуматься над ними. Лицо его имело 
овальную, излишне удлиненную форму, которую не портили крупные красивые уши. 
Длинный прямой нос был несколько широковат у основания и слишком узок внизу. На 
этом типично мужском лице резким пятном выделялся рот: широкий, с крупными, 
хорошего рисунка губами. Голос Гейдриха был на два тона выше нормального: голос 
женщины, вырывающийся из широкой груди атлета. Женственными были и его руки: 
белые, тонкие, холеные и живые, столь же выразительные, сколь и его лицо. Если 
Гиммлер старался превратить свое лицо в бесстрастную маску Будды, Гейдрих никак 
не мог совладать со своим темпераментом холерика. Когда он выступал, речь его 
шла рывками. Часто он не успевал закончить фразу, слова сталкивались друг с 
другом, теснимые слишком быстрой мыслью. Гиммлер маскировал отсутствие мысли, 
прибегая к слишком широким директивам, отнимая у собеседников возможность 
разобраться в его намерениях, Гейдрих же, казалось, более всего боялся быть 
плохо понятым. 

Дисгармония лица, отмеченного противоречащими друг другу признаками, лица 
гермафродита, отражала лишь свойственный ему психологический строй. Гейдрих был 
очень светским человеком. Превосходный кавалер и бретер, один из лучших в 
Германии фехтовальщиков, он был также большим поклонником искусства. 
Талантливый скрипач - в этом была одна из причин его большой заботы о руках, - 
он любил устраивать у себя вечера камерной музыки для избранных, где его 
нередко награждали аплодисментами за действительно превосходное исполнение. 
Однако этот джентльмен и тайный поклонник всего английского допускал иногда 
тревожные взрывы темперамента, обычно тщательно скрываемого. Человек сексуально 
неуравновешенный, он находился как бы в состоянии постоянной гонки за 
удовольствиями, любил организовывать ночные экспедиции в злачные места с 
несколькими наиболее близкими друзьями. Даже в те времена, когда Гейдрих 
занимал очень высокие посты, он не отказался от таких прогулок, которые 
начинались обходом берлинских ночных заведений, славившихся тогда разнообразием,
 продолжались всю ночь и заканчивались в притонах, где он подбирал проституток, 
готовых на любые извращения. Но особенно отличался Гейдрих абсолютной 
жестокостью. Самые безжалостные палачи гестапо трепетали перед ним, познав его 
в "деле". Женоподобный зверь побил самых свирепых убийц на их собственном поле. 
Эти чисто нацистские "качества" опирались на незаурядный ум, железную волю и 
непомерное тщеславие. Он умело скрывал свои аппетиты и всячески демонстрировал 
свою дисциплинированность, черту, наиболее ценимую Гиммлером. Однако под 
благодушной внешностью скрывалась всепожирающая наглость. После прихода 
нацистов к власти, когда положение Гитлера как вождя партии не было еще прочным 
и в ней бурлили интриги, Гейдрих сделал попытку собрать документы о 
сомнительном происхождении фюрера, о чем его близкие друзья осмеливались 
говорить лишь намеками. Навязчивая генеалогическая идея, владевшая этими людьми,
 нашла анекдотичное подтверждение в рассказе Канариса о том, как после смерти 
Гейдриха у него в руках оказались доказательства его собственного еврейского 
происхождения! 

Этот человек, чудовищные обязанности которого требовали железных нервов, легко 
выходил из себя. С ним часто случались настоящие припадки гнева, когда он рычал,
 брызгал слюной, угрожал своим подчиненным. Однако он позволял себе подобные 
демонстрации только у себя, внутри своего ведомства. В личной жизни он был 
невероятно ревнив. Он ревновал свою жену, холодную красавицу, которая всячески 
понуждала мужа "продвигаться", надеясь, что он достигнет самых высоких постов и 
это позволит ей купаться в роскоши, без которой она жить не могла. Он 
подстерегал ее, устраивал за ней слежку, чтобы убедиться в ее верности. Он 
завидовал не только успехам своих противников, но и успехам друзей, он жаждал 
власти, могущества, почестей, денег, он хотел быть первым и ради этого был 
готов на все. 

У него была любимая присказка: "Все зависит от вожака". Чтобы легче властвовать,
 Гейдрих натравливал друг на друга своих сотрудников. Он умел их использовать, 
выжимать из них максимум возможного, а выжав, безжалостно отбрасывал. Так же он 
действовал и в отношении тех, чьи достоинства казались ему слишком большими и 
чьи амбиции грозили превратить их в его соперников. Чтобы нейтрализовать таких, 
он организовал нечто вроде взаимной слежки в нацистском стиле. 

Гейдрих был не прочь столкнуть лбами даже нацистских бонз. И в результате 
обзавелся непримиримыми врагами. Однажды он сказал Гизевиусу, которого, кстати, 
совершенно не выносил: "Я могу преследовать своих врагов до могилы". Это, 
конечно, не просто громкая фраза, в ней была и частица истины. Он ненавидел 
Канариса, Боле, Риббентропа, а в конце концов вступил в противоборство со своим 
шефом, Гиммлером. Но вся эта лютая борьба велась скрытно. Склонность к насилию 
сочеталась у Гейдриха с пристрастием к секретности. Его страстная любовь к 
таинственности шла, возможно, от комплекса неполноценности. 

Подчиненные Гейдриха почти никогда не произносили его имени, а называли 
странным прозвищем "Эс", понятным только посвященным в тайны дома. Он не мог 
глядеть собеседнику прямо в глаза, как не был способен, несмотря на свой дикий 
нрав, ударить врага, стоящего к нему лицом. Глубокое совпадение его самых 
сокровенных чувств с нацистскими принципами и превратило его в идеолога, 
теоретика, распространителя расовых принципов и методов деятельности СС. Для