рейхстага, доставая для него секретные досье, содержащие сведения, способные 
опорочить его противников. Прекрасно разбираясь в тонкостях своей профессии, он 
к тому же нарисовал для Геринга яркую картину того, каким ценным источником 
сведений о противниках, сколь мощным орудием могла бы стать политическая 
полиция, та самая, о которой мечтал Геринг, всемогущая и всепроникающая. Геринг 
высоко оценил помощь того, кто предоставил в его распоряжение столь 
сокрушительные для его политических противников досье, позволившие ему упрочить 
свое положение в партии. Он сумел также оценить и все возможности тайной 
полиции и ее методов. Только такая полиция могла противостоять армии крикливых 
головорезов Рема, которых он рано или поздно попытается использовать не в 
интересах партии и фюрера, а в своих собственных. 

Можно полагать, что Дильс отыскал и другие способы, чтобы обеспечить себе 
благорасположение Геринга. Дело в том, что Геринг, стремясь выглядеть 
импозантно и в рейхстаге, и у себя в председательском дворце, разыгрывая перед 
публикой роль крупного вельможи, был на самом деле вельможей, весьма стесненным 
в средствах. А Дильс, вхожий во все круги, располагал хорошими связями на бирже.
 Пользуясь сведениями, предоставленными ему Дильсом, Геринг успешно 
спекулировал на бирже, обеспечивая себя недостающими для его статуса средствами.
 Дильс стал таким образом доверенным лицом Геринга, заплатив за это 
сомнительной услужливостью, которая связывает людей, делая их сообщниками. 

Когда нацисты взяли власть, все было подготовлено для того, чтобы немедленно 
начать широкие полицейские мероприятия, направленные на ее упрочение. Дильс 
заблаговременно подготовил списки полицейских, сочувствующих республиканскому 
режиму, которых следовало безотлагательно устранить. Чистка началась 8 февраля, 
то есть на третий день нацистского господства. Когда от старых кадров осталась 
лишь одна треть, состоящая из людей, не опасных для нового режима, на работу в 
полицию были направлены правоверные члены нацистской партии, люди из СС и СА. 
Дильса Геринг поставил во главе новой службы. 

Темное прошлое этого человека, его невоздержанный характер не послужили для 
Геринга препятствием к такому назначению. Впрочем, как говорил позднее доктор 
Шахт, в тот период "пьянство было существенным составным элементом нацистской 
идеологии". 

Дильс был в курсе соперничества между Герингом и Ремом. Сам он поддерживал 
довольно дружеские отношения с руководителями штурмовиков, прежде всего с Ремом,
 а также и с Эрнстом, начальником группы Берлин Бранденбург, с графом 
Гелльдорфом, руководителем берлинских штурмовиков, ставшим позднее начальником 
берлинской полиции, и с Виктором Лютце, будущим начальником штаба СА. Согласно 
укоренившейся привычке, он и тут играл двойную роль, используя свои связи для 
сбора сведений, которые могли бы рано или поздно оказаться весьма полезными. 

В несколько часов операция по чистке полиции была завершена, и на противников 
нацистов обрушились репрессии. В их проведении участвовали рука об руку полиция,
 СС и СА. Компартия и партия социал-демократов были обезглавлены. Штурмовики 
организовали "частный" концентрационный лагерь в Ораниенбурге, близ Берлина. 
Туда были брошены сотни узников, арестованных без предъявления какого-либо 
обвинения. Там оказались сын бывшего президента Республики Эберт, руководитель 
прусских социал-демократов Эрнст Гейльман вместе с многими видными деятелями 
того времени. Геринг был в курсе существования этого лагеря, как и сорока 
других, устроенных штурмовиками. 

В самом Берлине гестапо получило в свое распоряжение особую тюрьму, полностью 
выведенную из под контроля министерства юстиции, которым руководил в это время 
доктор Гюртнер, не являвшийся членом нацистской партии. Тюрьма эта находилась 
на Папештрассе и носила название "Колумбиахаус". Это было обширное здание, 
которое нацисты окрестили шутки ради "голубятней". О том, что происходило в ней,
 в Берлине вскоре стали рассказывать страшные истории. 

22 февраля Геринг подписал декрет, в силу которого штурмовики и члены 
организации "Стальной шлем" превращались во вспомогательные формирования 
полиции. Геринг получал таким образом дополнительные кадры для проведения своих 
"широких полицейских операций" и одновременно выигрывал очко у Рема, поскольку 
при этом штурмовики оказывались в подчинении у Геринга в тех случаях, когда они 
выступали как вспомогательная сила полиции. То обстоятельство, что этим 
декретом полуофициально легализовалась деятельность штурмовиков, ничуть не 
смущало Геринга. 

Напротив, он вменял в обязанность всем своим подчиненным проявлять неумолимую 
беспощадность. 17 февраля, выступая перед прусскими полицейскими, он призвал их 
"при необходимости стрелять без колебаний. Каждый полицейский должен хорошо 
понять, что бездействие есть более тяжкий проступок, чем любая ошибка, 
допущенная при исполнении приказа". 

В своих инструкциях, датированных 10 и 17 февраля, Геринг предписывает: "Каждая 
пуля, вылетавшая из дула пистолета полицейского, есть моя пуля; если кто-то 
называет это убийством, значит, это я убил. Именно я отдал все эти распоряжения,
 и я настаиваю на них. Всю ответственность я беру на себя и не боюсь ее".